29.08.2022

Утром пока я собирала свои вещи и приводила сени в порядок, приехал рыбак из колхоза на грузовике. Мне стало неудобно, что вломилась в чужую избу. Ему что-то было нужно, а тут я со своим барахлом. Стала объяснять, что ночью была непогода, и это — единственное место, где мне удалось укрыться. А он, взглянув на мой велосипед, уже все понял и засмущался больше моего. Вроде ему самому как-то стыдно стало за закрытую избу, стал извиняться в ответ. Предлагал чай попить, но я отказалась. Мужчина еще немного помялся и вскоре уехал, даже в избу заходить не стал. А я потом пожалела, что толком не поговорила с рыбаком. Надо было расспросить про житье-бытье помора в нынешние времена.

А еще через километр в урочище Кега была незапертая изба. Жаль, что я вчера сюда не добралась. Знала бы заранее, то доехала бы и под дождем. Но на то оно и путешествие, что невозможно знать все наперед.
Когда-то в устье Кеги был поселок и агаровый завод. Сюда в 30-ые годы отправляли ссыльных и спецпереселенцев. Оборудование для завода завозили из Англии. Местные жители рассказывали, что поселок был очень большой, занимал обширную территорию и продолжался в глубь леса. Много сюда людей загнали. Лет десять назад еще можно было увидеть стены домов и остатки этого завода: цистерны и печь. Сейчас от поселка практически ничего не осталось. На берегу валяются неопознанные ржавые обломки — куски металлолома и остатки парового генератора начала 20-го века.


За еле живым мостиком через Кегу дорога углубляется в лес. Местами она довольно хорошая, но попадаются грязные лужи и вымытые крупные камни. Перед Летним Наволоком развилка. Одна дорога уходит на берег и ведет к заброшенной военной базе ВМФ на мысу Горболукском. Вторая узкая тропинка за небольшим мостиком через ручей выводит лесом в обход базы напрямую в деревню. На технике через лес не ездят — мост дряхлый. Но я выбираю лесную тропу — велосипед проедет везде. Уже несколько лет как база заброшена. Я стараюсь избегать всей этой советской развалившейся военщины, сильно замусорившей берег бочками из-под топлива и прочим металлоломом.


Деревенька Летний Наволок совсем небольшая. На первый взгляд дома кажутся построенными беспорядочно и не связанными никакими улицами. Но потом замечаешь, что все-таки улицы здесь есть. Одна параллельная берегу, а вторая перпендикулярная ему. А в том месте, где эти улицы сходятся, на берегу стоят большие старинные склады. В Летнем Наволоке сохранилось больше старых домов, чем в других поморских деревнях. Здесь практически нет сайдинга и металлических заборов. До амбаров не добрались музейные работники, все выглядит очень живым и настоящим.

Жизнь в деревне теплится. Вот кто-то проехал мимо на тракторе, женщина работает в огороде. Но и здесь возникает ощущение, что большинство живет только летом. Кто-то переехал в город, но и дом родительский не забывает. У поморов очень сильна тяга к малой родине, родной деревне. Я сажусь пообедать на лужайке возле чьего-то гаража. Через пять минут ко мне подходит мужчина и приглашает в гости:
— А чего ты тут сидишь одна? Пойдем в дом чай пить!
Глядя на мой уставший и измотанный вид, хозяйка предлагает кофе и угощает еще горячим хлебом из печи, соленой семгой. Я приятно удивлена таким гостеприимством. Испорченная городской суетой и безразличием мегаполиса, все никак не могу привыкнуть к северной чуткости. Василий заметил, как я щипала смородину у заброшенного дома, и вернулся с целым пакетом смородины, которая раза в три крупнее той заброшенной. Север севером, а смородина тут величиной с орех. Не вру.
У деревни было еще одно интересное и вполне официальное название:
— Раньше Дураково называли, — рассказывает хозяйка.
— Почему же? — смеюсь я.
— Да какой дурак будет на открытом месте дома ставить, на восьми ветрах?
А дует здесь и правда со всех сторон: сивер (С), полуночник (СВ), всточник (В), обедник (ЮВ), летник (Ю), шелонник (ЮЗ), запад (З) и побережник (СЗ) — все восемь поморских ветров. Западный шелонник и северо-восточный полуночник считаются предвестниками шторма. «Полуночник долго не стихает, злюшшой ветерок», — примета наступающих осенних холодов. Хозяйка берет газету:
— Слушай-ка, на следующие три дня прогноз плохой. Будет шторм, а потом и дожди начнутся. Все, дорогая, лето у нас закончилось. Бери ручку, записывай. Сегодня 6-8 м/с северо-восток, завтра 8-10 м/с, послезавтра 10-12 с порывами до 18. Езжай прямо сейчас, пока еще можно. В палатке ни в коем случае не ночуй. У нас есть своя изба Банева в трех километрах от Усть-Яреньги, мы ее не закрываем. Другие сейчас закрывают. Там дальше все избы закрытые, только наша открытая. В Банева-то раньше большая изба была с кирпичной печью. Там и хлеб пекли. В большой шторм повалило ее, одна стена только осталась. Мы маленькую поставили, но переночевать можно, печка есть. Только с водой там проблема, не найдешь ее. В Усть-Яреньге тоже соленая. Давай воды-то тебе налью.

Сегодня до конца дня по прогнозу ясно, а с завтрашнего дня к ветру добавляется дождь. Нельзя терять время. Северо-восток… Встречный, значит. Получив в дорогу ароматную буханку хлеба, я спешу с полной уверенностью в предстоящем ночлеге. Только вот неизвестно, успею ли добраться до Банева. На море уже такие волны разыгрались, что ни один рыбак на лодке не выйдет. Деревенские мужики идут снимать сети. Проезжаю мимо избы-часовни Керженец. Это единственная на полуострове тоня-часовня, когда-то принадлежавшая Соловецкому монастырю. Стоит она на острове-луде. Проход к острову по каменистой гряде открывается во время отлива, так что попасть на луду можно и без лодки. Но сейчас, к сожалению, туда не пройти ни пешком, ни по воде. Рисковать не решаюсь.
Сначала дорога идет по ровному пляжу, но потом начинаются завалы водорослей и плавника. Берег же после мыса Тимофеев Наволок начинает резко повышаться. Если вовремя не соскочить наверх, где идет накатанная в песке колея, то забраться будет уже невозможно. Придется либо возвращаться, либо пытаться дальше штурмовать завалы вынесенных на берег бревен.

Появляются суровые пейзажи. Это уже не тихая Онежская губа, а открытое море. Мощные ветра за сотни лет выдули с берега все деревья. Виды здесь поистине тундровые с кривым кустарником и невысокими деревцами, выгнутыми кроной в сторону земли. Тоненький ковер из черники, брусники и дёрена шведского поверх бедной песчаной почвы напоминает самый север Кольского — полуостров Рыбачий.
Вскоре исчезают всякие следы техники и антропогенного влияния. Да уж, люди здесь бывают совсем не часто. Лишь старый полузаросший след гусеничного вездехода местами проглядывает. Зато медвежьих отпечатков такое видимое разнообразие, что диву даешься! Песок местами очень злой и глубокий. Кустами тоже особо не поедешь. Поэтому часто аккуратно съезжаю на тундровый ковер, где это возможно, а чаще еду по границе между «дорогой» и зарослями. Там трава плотнее держит почву и колеса не так тонут.

Мне бы успеть в избу до заката: спрятаться в палатке от бушующего ветра здесь совершенно негде. Но впереди возникает главное препятствие – устье реки Усть-Яреньги. Выйдя к устью, я обомлела. Оно кажется широким и совершенно непреодолимым. Тем более сейчас, по большой воде. Ветер нагоняет пенные волны в реку, того и глядишь смоют и тебя. Брод выглядит страшно. Пройдя вверх по течению в поисках более удачного места, я ничего не обнаружила. Воды в реке становится только больше, перекатов нет или они слишком далеко. Завтра ветер будет еще сильнее, стоит ли ждать отлива? Нужно идти прямо сейчас. Возвращаюсь к устью. Обычно речки, впадающие в море, можно перейти по линии прибоя. Там мелко из-за постоянного наноса в этом месте песка. Но иногда такие устья бывают коварными: мягкий песок начинает затягивать. Надеваю сапоги, закатываю штанины повыше и иду на разведку прямо в бушующие волны. Вода холоднющая! Основная глубина оказывается по колено, но крутые волны накатывают и обливают меня всю соленой водой. Хватаю велик и была-не была! Страх на море соображать учит, боязнь разумение отымает. Вся мокрая и в водорослях, но это ерунда – мне бы только добраться до избы, там просушусь. Оцениваю ущерб для велика. Он выглядит как утопленник. Будто пролежал на дне морском сотню лет: на цепь и спицы намотало морской травы. Все в ламинариях и песке, хрустит и скрипит, везде ржавчина. Думала, что после таких купальных процедур фэтбайк больше не поедет никуда. Но ничего. Скрипит, пыхтит и везет.



На закате подъезжаю к избушке. Вот она родненькая, ждет меня. Маленькая совсем, но очень уютная. Как раз для такой чокнутой одиночки, как я, только что чуть не утонувшей в Усть-Яреньге. Спасибо добрым людям, что не запирают. Тут я вспомнила про лисички, которые набрала в лесу по дороге из Кеги. Пожарила их на печке. В них оказалось ужасно много песка. Это сколько воды надо, чтобы его вымыть. Воду приходится сильно экономить. Песок скрипит на зубах, зато вкус лисичек забыть невозможно. Вкус беломорских приключений.

30.08.2022
Весь вечер и всю ночь бушевал такой ветер, что изба сотрясалась и дребезжало разбитое стекло в окне, которое я завесила пленкой. Было реальное чувство, что домик вот-вот развалится. Утром погода ухудшилась – ветер усилился, стали собираться тучи. Прогноз сбывался. Сегодня мне осталось только добраться до Лопшеньги. Всего-то 25 километров. Лопшеньга казалась мне спасением, выходом в большую цивилизацию. Ведь дальше все уже так просто. Дальше ездят на машинах в Яреньгу. Но до настоящей цивилизации на самом деле было еще очень и очень далеко.
Который день я убеждаю себя: «дальше просто, самое сложное я уже прошла». И каждый раз это не сбывается. В этом и есть особенность Онежского полуострова, да и любого северного побережья. Сложное может ждать тебя за любым мысом, в любом месте и в любое время. Его невозможно предсказать и подстраховаться. Север требует от тебя способности молниеносно принимать решения в быстро меняющихся обстоятельствах. И далеко не всегда он дает тебе осуществить намеченное. Отчеты об экспедициях, рассказы могут дать представление только о характере вероятных трудностей, но где и когда они возникнут – этого не скажет никто.
За Банева путь снова лежит по широкой песчаной отмели. Ближе к Лопшеньгскому мысу, который называют еще Вороньим, берег начинает резко повышаться и прижиматься к морю. Это самое высокое место Летнего берега, и его сложно пройти на чем угодно. По верху дороги нет, а пройти Вороний мыс можно только в отлив по тонкой галечной полоске под отвесным берегом. Первые километров десять от Банева едется легко, несмотря на встречный ветер. Лишь иногда вязну в мокром песке в руслах ручьев. Я спешу к Вороньему и еду, не останавливаясь – нужно успеть к пику отлива, пока море еще отступает. На песчаных обрывах стоят избы, как в пустыне, готовые вот-вот сорваться в море. Картина впечатляющая! Впереди уже видно повышение берегов, и последняя избушка стоит прямо под обрывом на камнях.
Вдоль мыса Вороньего сплошные камни растянулись на семь километров. Сначала это галечный берег, но потом его сменяют крупные булыжники с застрявшим между ними топляком. Их никак не обойти. Приходится лавировать, тащить велосипед прямо по валунам. Колеса постоянно соскальзывают и застревают в щелях. Отступившее море обнажает еще больше камней. Отлив не очень-то облегчает продвижение. Только прибрежная полоса становится шире и открывает все разнообразие причудливых траекторий.
Кажется, море прошло пик малой воды и вновь наступает на берег. Сколько же километров я мучаюсь? Два или три, а воз и ныне там. Скорость два километра в час. Впереди только камни, камни, камни… Начинаю нервничать и придумывать запасной план на случай, если море совсем прижмет меня к обрыву. А вдруг идти вперед будет невозможно? Погода на глазах портится – шторм только усиливается. Меня периодически поливает кратковременным дождем. Хорошо, что велосипед заметно полегчал. Продукты почти съедены, и получается тащить фэтбайк за подседельный штырь, не снимая сумок. Еще километр, два, три, пять. За очередным поворотом я замечаю впереди избушку на берегу и лодки. Это рыбный стан Вороний. Возле него непроходимый берег заканчивается. Под очередным порывом дождя я вытягиваю велосипед из каменной ловушки и прячусь под крыльцо. Слава богу не закрыто! Здесь можно перекусить и перевести дух, глядя на бушующие за окном волны и осмысливая пережитое.
«По всему берегу нет такого места, где бы сёмга не ловилась совсем: тони без перерыва следуют одна за другой. Весь Летний берег можно себе представить установленным тайниками. Самое большое расстояние между ними на тоне Ручьев мох, с. Красногорки, именно 900 сажень (около 2 км). Наименьшее расстояние между тайниками 30 сажень на Лопшеньгской тоне (тоня Варница)», — пишет в 1910 году Василий Алеев.
За Тотманкой берег выполаживается, и я делаю последний рывок до Лопшеньги. До нее всего-ничего километров пять. Но дождь уже не прекращается, становится затяжным. Дорога виляет между кустов, утопает в рыхлом и глубоком песке. Появляются свежие следы квадроциклов – к избам уже ездят рыбаки из Лопшеньги. За очередным поворотом я таких рыбаков и встречаю. Они сильно мне удивляются: «Редкая птица сюда долетит! Как же ты Вороний-то прошла? Ну ничего, уже совсем чуть-чуть осталось».

Деревня Лопшеньга протянулась вдоль берега длинной полоской черных домов. Море у деревни все покрыто белой пеной. Промокшая до нитки я прячусь вместе с велосипедом в каком-то покосившемся сарае, где хранят старые сани. Напротив детская площадка, церковь и магазин. Дети играют под дождем в футбол и не обращают на меня никакого внимания.
Я иду в офис нацпарка, чтобы найти главного инспектора Олега Николаевича Михея. У меня к нему большое и важное дело – поиск лодки, которая сможет перевезти меня через Унскую губу в Пертоминск. Все контакты «дедов Мазаев» у него. Олега Николаевича на месте нет, он очень занят — уехал за стройматериалами для новой гостиницы. Так я узнаю, что в Лопшеньге недавно открылся гостевой дом при визит-центре. Он еще не совсем достроен, хотя уже принимает гостей. Работники парка торопятся завершить всю отделку до наступающих холодов. Меня с охотой заселяют в одну из комнат за 900 рублей, больше постояльцев нет. Две комнаты оформлены с большим вкусом и очень уютные. Душа и бани пока нет. Но есть дровяная печка и электроплитка, на которой можно приготовить ужин. Невероятно тепло, сухо и уютно. Только здесь в тепле большой поморской избы я осознаю, как же я устала. Вечером приезжает Олег Николаевич и дает мне телефоны людей, которые занимаются перевозками через Унскую губу. Но сразу предупреждает, что нужно ждать погоды – в шторм ни один из них в море не выйдет. В Лопшеньге появляется стабильная связь от Мегафона, и можно наконец заняться организацией своей предстоящей эвакуации с полуострова.
Лопшеньгу я как-то не прочувствовала. Под секущим дождем гулять не хотелось, как и вылезать из теплой комнаты. В деревне есть единственный музей в здании аэропорта, но для его посещения нужно договариваться заранее. Да и к аэропорту возвращаться уже не было никаких сил.
31.08.2022
Сегодня мне предстоит марш-бросок до Яреньги. На море бушует ветер. От Лопшеньги до Яреньги 17 километров, и дорога особой сложности для фэтбайка не представляет. Накатанный песок, здесь уже ездят на «уазиках» и небольших вездеходах. Пользуясь погодным окном, доезжаю до Яреньги за пару часов.
Сначала дорога идет лесом, а перед самой деревней выходит на открытое место. Там ветер становится такой силы, что меня буквально уносит вместе с велосипедом. Крутить против него уже не получается, иду по барханам пешком. В этом месте ничего не растет, кроме небольших пятен тундровой растительности. И что удивительно – на берегу все так же исправно стоят избы! Вот упрямые эти поморы, ставят свои тони в каких-то совершенно неприспособленных для жизни местах, где даже тундровый ковер не выживает. Люди невероятной выдержки и силы воли. Хоть немного бы приблизиться к такому уровню выносливости.


На мой взгляд, Яреньга — самая интересная деревня Летнего берега. И не только потому, что здесь находится аж два замечательных музея поморского быта. Один — государственный в сельском клубе, где меня уже ждет завклубом Александра Леонтьевна Серухина. Звонить и договариваться об экскурсии нужно заранее. У администрации хватает забот, человека просто может не быть на месте. Второй музей, частный — «Поморская изба». Принадлежит он Маргарите Петровне Терещенко – очень душевному и невероятно творческому человеку. И, оказавшись на околице Яреньги, первым делом я звоню Маргарите Петровне. Она встречает меня у калитки, приглашает в дом, угощает ухой из сигов. Ощущение такое, что я приехала в гости к своей бабушке, а не в музей.

Подошло время обеда, а с музеем в Доме культуры я договорилась об экскурсии на 14.00, так что первым делом еду туда. Заведующая предложила там же и переночевать. Раньше в этом здании была школа, но учить стало некого. Теперь здесь и музей, и выставочный зал, и клуб, и вообще центр всей культурной сельской жизни.
В музее четыре зала, рассказывающие о разных сторонах жизни Яреньги. Редко попадаются такие музеи в маленьких местах. Все всегда зависит от работников, их личных качеств и подходу к делу. А чаще всего вообще от одного человека, краеведа-энтузиаста. Пока что в Яреньге самый подробный и интересный музей поморского быта, который я видела во всей Архангельской области. Каждая деревня в Онежском Поморье сильно отличается от соседней. Это и не удивительно при такой их изолированности друг от друга, которая сохраняется и по сей день. Как и сотню лет назад, сейчас жители за пределы деревень выбираются не так уж часто. Даже если вещи выполняют одну и ту же функцию, то сделаны они по-разному и называются по-разному. Так что экспонаты здесь поистине уникальные, истинно яреньгские. Из любопытных вещей запомнилась нодья для шелушения зерен, на которой в печи по традиции прокаливали новорожденных младенцев. Если выживет после такой процедуры – значит жилец. Там невероятно много всего необычного. Обо всем не расскажешь, нужно приехать и самому все увидеть.


Еще один зал музея посвящен рыбному промыслу. Сложным и разнообразным было ремесло шитья лодок. Изначально поморы свои лодки шили можжевеловым корнем, но уже в советское время стали использовать металлические скобы. Было много разновидностей лодок, рыболовных снастей и корабельных инструментов. Память не в силах удержать всех их уникальных названий. Конечно, поморы ходили далеко в море и на огромных экспедиционных кочах, и на шняках. Но главной лодкой всегда оставался карбас. Для каждой рыбы был свой кабрасок – сельдяной, дора. У каждого свое предназначение. Были карбаса и зверобойные. Шитых лодок на поморских берегах в целом виде практически не осталось. Музейным не больше ста лет, все они уже на скобах. Да и людей, все еще владеющих этим старинным лодочным промыслом, можно по пальцам пересчитать. В Лопшеньге и Яреньге есть пара стариков, умеющих собрать карбас, но они этим уже и не занимаются – незачем.
Третий зал рассказывает об утраченном зверобойном промысле. Охота на морского зверя теперь запрещена, промысел остался в далекой истории Онежского Поморья.

Главные святые Яреньги – это Иоанн и Логгин Яреньгские. Это были соловецкие монахи, которые погибли при шторме. Одного выбросило на берег возле Сярты, а второго около Сосновки. Долгое время их мощи хранились в яреньгской церкви и считались святыми – некоторых они исцеляли от эпилепсии. Издавна сюда не прекращался поток паломников, ищущих исцеления. Лодки с Соловков обязательно заходили и в Яреньгу, чтобы паломники могли поклониться здешним мощам. Но судьба у церкви печальная: в войну в нее попал снаряд, и она сгорела вместе с половиной деревни. Все были на работе и некому было потушить разгоревшийся пожар. Новая каменная церковь тоже простояла недолго, и теперь на угоре от нее остался только фундамент.
Впечатлившись музеем, я иду в «Поморскую избу» Маргариты Петровны Терещенко. Сейчас она посетителей почти не принимает – тяжело переболела ковидом, и здоровье пошатнулось. Большим группам отказывает, зимой тоже экскурсии не проводит – музейная изба не отапливается. А одиночек и небольшие компании привечает.

Маргарита Петровна тщательно отбирала экспонаты для своей избы. В старой рыболовной тоне, оборудованной под небольшой музей, нет ничего лишнего. У каждого предмета своя длинная и богатая история. Да и язык не поворачивается назвать их экспонатами, а избу музеем. Ведь все эти вещи хранят теплоту рук совсем еще недавних хозяев. Маргарита Петровна знает каждую семью, кому принадлежал тот или иной предмет. А еще она пишет замечательные стихи, делает поморские обрядовые куклы, собирает травы и бережно хранит уходящую культуру, которая так и норовит сгинуть в кутерьме непростого, безразличного к мелочам 21-го века.

После экскурсии мы долго разговариваем обо всем, и Маргарита Петровна дарит мне дорожную поморскую куколку – оберег для путешествий. Обсуждаем испортившуюся погоду и шторм. Он может длиться и два, и три дня, и неделю. Прогноз на ближайшие дни неутешительный. Перетишья не предвидится. Напротив, усиление ветра до 17-20 м/с завтра и послезавтра. Я пока еще не знаю, что одна ночь в Яреньге превратится в пять. Не оставляю надежды на то, чтобы переправиться в Пертоминск и продолжить путь по Летнему берегу через Сюзьму и Нёноксу. Маргарита Петровна меня отговаривает. Говорит, что после шторма берег и броды могут стать непроходимыми. Предлагает серьезно задуматься над тем, чтобы уплыть в Луду, откуда начинается автомобильная дорога в Архангельск. Пока отгоняю от себя эту мысль и надеюсь на то, что через день-два погода наладится.
С самой переправой через Унскую губу тоже возникла большая неопределенность. Это очень опасное место. Ветры там дуют всегда, а шторма в устье губы могут быть сильнее, чем в Яреньге. Рыбаки не выходят на моторках в губу, если постоянный ветер больше 6 м/с и на воде появляются небольшие белые барашки. В Перотоминске есть буквально пара человек, которые занимаются перевозками через губу. Я созвонилась с ними, но никто не решился рисковать. Ни завтра, ни послезавтра. Ну что ж, стоит расслабиться и ждать.
01.09.2022
Первый день ожидания. Ветер сильный с порывами до 17 м/с, примерно 6-7 баллов по шкале Бофорта, но дождя нет. У берега все море белое. Прогулялась по деревне с фотоаппаратом. Вышла на берег и поняла, что против такого ветра и двигаться очень сложно. Есть ли смысл ехать на Заяцкий в такую погоду? На мысу есть изба, укрыться в ней можно. Но, во-первых, печка в ней аварийная – мне не советовали ее активно топить, можно угореть. Без печки ночевать очень холодно, температура ночью уже околонулевая. Во-вторых, на Заяцком практически нет связи, ловит одна палка только в какой-то одной точке на берегу. Рассудила, что вряд ли стоит ехать туда сейчас, когда неизвестно сколько дней придется провести в ожидании. Да и с переправой такая неопределенность: нужно быть постоянно на связи с владельцами моторок и мониторить прогнозы. Без интернета с плохой связью это невозможно. Остаюсь в Яреньге. В клубе тепло и уютно, есть связь и продуктовые магазины.
02.09.2022
Второй день ожидания. Ветер усилился до 20 м/с (7-8 баллов по шкале Бофорта), к нему добавились дожди. Ночью где-то на побережье упали столбы ЛЭП, половину дня не было света и связи. Завклубом Александра Леонтьевна приходит и затапливает большую печь. Казенных дров на деревню привозят немного, сильно не натопишь. У меня в комнате есть дополнительный калорифер, который включаю вечером перед сном. Но без электричества и он не помощник. Сходила на разведку в продуктовые магазины. В Яреньге их два. Один недалеко от Дома культуры, а второй – дальний при хлебопекарне. В ближнем все очень грустно. А тот, что при хлебопекарне, поймать открытым практически невозможно. Работает он всего по два часа и не каждый день, в нем продают хлеб. Оказалось, что хлеб сегодня не пекли из-за отключения света, так что доедаю сухари.
Размышляю и над другими вариантами эвакуации с полуострова. В Лопшеньге есть аэропорт, и два раза в неделю туда летает самолет из Архангельска. Билет на него купить практически не реально. Вспоминаю и про ту якобы существующую дорогу до Верхнеозерского вдоль Унской губы. Пытаюсь узнать про нее какие-либо подробности. Но выясняется, что дороги как таковой нет. Пешком можно добраться по болотам к ее началу, но что предстоит пережить в этих заболоченных лесах с велосипедом после стольких дней дождей, сложно себе представить. Да и все-таки мне хочется побывать на Заяцком мысу. Говорят, что место там уникальное.

03.09.2022
Третий день пережидания шторма. С утра было небольшое перетишье, но после обеда опять никто не соглашался выходить в губу – ожидалось очередное усиление ветра. К полудню доехать до Заяцкого на велосипеде невозможно, я все равно бы не успела. Так что снова сижу и не дергаюсь. Сегодня я окончательно решила переправляться в Луду, а не в Пертоминск, выходить на большак. Теперь уже стало понятно, что шторм затяжной и бабьего лета не предвидится. За несколько дней шторма на берег вымыло камни, выбросило топляк. Устья реки разлились, и броды стали глубже и опаснее. Решаю, что рисковать не стоит.
В конце концов у меня образовалось четыре варианта переправы. Разговор теперь уже шел о послезавтра – понедельнике, 5 сентября, когда ожидалось погодное окно. Игорь, который был основным и по факту единственным вариантом с Пертоминском, уехал и сказал, чтобы в ближайшие дни я на него не рассчитывала. Второй вариант – это катер нацпарка. Большая лодка под кодовым названием ламинария. Это самый дорогой вариант (5800 по прайсу до Луды), рассчитанный на перевозку туристических групп. Другие берут за переправу в Луду 3000-3500, но и лодки у них поменьше. А инспектор, который возит на ламинарии туристов, попросту оказался хамом. На каждый мой звонок он отвечал грубо и надменно, будто делает мне какое-то одолжение. Еще одного человека я нашла по объявлению в VK. Тот вежливо со мной поговорил, но предупредил, что именно 5-го не сможет меня перевезти. Четвертый вариант оказался в итоге самым надежным.
Решила зря время не терять и съездить в лес за грибами. Грибов оказалось очень мало и все старые. Зато вдоволь полазила и по сырым болотам, и по мхам, ягод набрала – попалась крупная черника и брусника. Леса вокруг Яреньги очень приятные. После обеда начался обещанный затяжной дождь, и я поспешила вернуться в деревню.


04.09.2022
Утром наконец определились дальнейшие планы. Прогноз на завтра вырисовывается хороший. Удалось договориться насчет лодки. Она заберет меня завтра в 6 вечера с Заяцкого мыса. Наконец это долгое ожидание приобретает видимый конец. А сегодня опять целый день дождь и холод. Но когда есть четкие договоренности, ждать уже не так тяжело.
Вечером меня пригласила в гости Маргарита Петровна, угостила ухой и вкуснейшими запеченными в духовке сигами. Я очень благодарна ей за душевные разговоры и проведенное вместе время. Задержавшись в Яреньге, я буквально не находила себе места. Люди в шторм привыкли сидеть по домам. Местных жителей можно встретить разве что у магазина, когда дают свежий хлеб. Я обнаруживала себя бесцельно блуждающей по пустынным улицам. Так получилось, что оказавшись среди людей в положении неопределенности, я чувствовала себя одиноко, как никогда на всем полуострове. Маргарита Петровна была тем самым человеком, который понял все без лишних слов и принял меня с искренним поморским гостеприимством.
Вынужденное ожидание в Яреньге я приняла с благодарностью как дорогой подарок судьбы. Это было маленькое испытание. Оно дало возможность узнать разные стороны поморского нрава, прикоснуться ко многим его сторонам. Верно говорят: чтобы узнать настоящую жизнь, нужно пожить в этом месте подольше. Всего четыре дня, а столько мучений! Даже стыдно стало за свои чувства. Ведь люди живут у моря всю жизнь, видали погоду и покрепче. Трудно представить, что ощущали поморские жонки, ожидая своих мужей с промысла, когда все до горизонта белое. Мне показалось, что туристы здесь не особо и нужны. Национальный парк дает работу и хочет привлекать больше гостей, все для этого делается. Но местным жителям и без них хорошо. Дайте людям жить и зарабатывать промыслом, без бюрократических препон. Только время уже упущено и «рыбные» деньги текут совсем в другие карманы… А среди поморов ты все равно не будешь своим. Несмотря на вежливость, честность и открытость, искреннее желание помогать во всем, поморы остаются себе на уме. Даже годы жизни среди них не сделают тебя помором. Рассказывают, что даже к жителям соседних деревень относятся как к чужим. Если кто жену из соседней деревни привез, часто можно услышать толки – «она не наша». Что остается делать нам путешественникам — уважать любые нравы, восхищаться поморским мужеством и просто оставаться собой.
05.09.2022
Наконец собираюсь в дальнейший путь на мыс Заяцкий. Погода пасмурная, периодически моросит мелкий дождь. Но море уже не белое, лишь небольшие волны разбиваются о берег. Я смотрю на них и не могу поверить в это спокойствие. Неужели море, что бушевало четыре дня, дает возможность двигаться вперед? Завклубом Александра Леонтьевна пришла меня проводить.

Дорога ведет по самой кромке берега. Чего только не вынесло штормом! Все покрыто белой пеной, мусором и камнями. Ловко лавирую между корягами и камнями. С угора открывается прощальный вид на Яреньгу. Все-таки я успела полюбить эту деревню, проникнуться местными сплетнями.



С пригорка сворачиваю в лес к Мураканским озерам. Эти озера довольно популярны у приезжих рыбаков. Говорят, в них рыба всякая прикольная водится. Есть на озере кордон нацпарка с турбазой и даже баней. Я свернула к большому озеру по указателю, но берег оказался сильно заболоченным – еле пробралась к воде в сапогах. В такую погоду местность выглядит мрачно и неприветливо, делать тут совершенно нечего. Разве что только клюкву собирать – она как раз поспела. В палатке я бы тут тоже ночевать не стала. А кордон с супер-баней так и не нашла. Впрочем, не особо и искала.


Путь к Заяцкому мысу идет по живописному молодому сосновому лесу. В советские годы почти весь лес в округе вырубили — на мысу стояла лесопилка. Параллельно проводили лесохозяйственные эксперименты по скрещиванию разных видов хвойных деревьев между собой. До сих пор можно увидеть результаты этих экспериментов. Между Мураканским и Заяцким много указателей, разных информационные стендов, оборудованных стоянок.

Перед самым мысом появилась развилка. Основная дорога уходила на причал, а направо – к загадочному месту на берегу Унской губы под названием Холодная. Неизвестная дорога длиной километра полтора так и манила за собой. Время у меня еще оставалось, и я решила исследовать то место. В меру заросшая дорога привела меня к заброшенной деревне, а скорее большому рыбному стану. На заболоченном берегу несколько длинных изб-бараков. Одна изба жилая с несколькими комнатами, где по всей видимости жила большая рыбацкая артель. В каждой комнате печка, есть кровати и лавки.
В большом сарае деревянные лотки и камни-грузила, какие-то снасти. Еще один сарай – коровник. Все выглядит так, будто люди спешно эвакуировались, побросав все как есть и скоро сюда вернутся. Коровник добротный. В нем еще стоит запах сена, будто бы коровы здесь только что были, а теперь нет. В отдельной маленькой избе стоял генератор. Баня заросла и развалилась. Какое-то странное чувство возникает в таких местах, как будто ты оказался невольным свидетелем какой-то катастрофы или масштабного преступления. Может ли быть так, что люди сюда еще вернутся? Не похоже.

По пути к Заяцкому навстречу попалась буханка нацпарка. Больше здесь никто не ездит. Регулярного пассажирского сообщения с мысом нет. Еще лет десять назад из Луды в Пертоминск и на Заяцкий ходил колхозный паром, но уже тогда желающие попасть на него люди с машинами испытывали большие трудности. Им приходилось долго согласовывать переправу с администрацией колхоза, сутками ждать паром на берегу. А сейчас нет и этой редкой возможности.
На Заяцком стоит одинокая, но еще крепкая изба. По моим собственным меркам избушка не такая уж плохая – переждать шторм и дождаться своей лодки в ней вполне возможно. Уж не знаю, насколько функциональна печка, но я видела избы в гораздо более печальном состоянии на побережье.
На Заяцком мысу когда-то работала большая паровая лесопилка, построенная канадцами. Он нее остались грустные руины, скрытые в зарослях молодого бора. Найти ее не так-то просто, если не знать точного ее расположения. От избы я иду вдоль берега по свежим медвежьим следам и сперва натыкаюсь на небольшой затон с зеленой водой. Похоже, что сюда загоняли баржу и грузили на нее пиломатериал с завода.
Потом нахожу поваленную трубу, а где-то дальше в зарослях открываются и кирпичные стены здания паровой лесопилки с уникальной машиной-локомобилем производства канадской фирмы Marshall Sons & Co. Изумление мое настолько велико, что я напрочь забываю о лодке и о свежих медвежьих следах, пытаюсь рассмотреть и заснять на память каждую мелкую деталь этой необыкновенной машины из прошлого. Она единственная в своем роде, сохранившаяся в наши дни. Даже какой-то канадский музей пытался ее выкупить, но наши не отдали.
На обратном пути к избе я все-таки замечаю хозяина этих больших следов на берегу. Плавно в лес удалялась большая бурая тушка. Потом егеря рассказали, что на Заяцком живет медведица. Но и она не единственный обитатель, облюбовавший этот живописный мыс. На берег возле понтона вышел погреться на солнышке лахтак или морской заяц. Так вот почему мыс называется Заяцким! Не потому, что здесь живут сухопутные лесные зайцы. Зверь был так же, как и я, один, мы долго смотрели друг другу в глаза. Совершенно спокойное и миролюбивое животное и не слишком пугливое. Заволновался и прыгнул в воду он только когда я подошла к нему слишком близко на расстояние не больше пяти метров. А когда отошла, лениво вынырнул и улегся снова на то же самое место. Лахтаки когда-то были легкой добычей зверобоев. Ими также любят лакомиться белые медведи — поджидают морских зверей у разводий между льдинами. Сейчас морские зайцы находятся под охраной, охота на них запрещена.




Долго ждать катер не пришлось. Договоренностям можно верить: ровно в 6 вечера за мной пришла моторка. Удивленный рыбак загрузил велосипед со всеми вещами, и мы отправились в Луду. У берега возле мыса волн не было совсем, но стоило выйти в устье губы, как лодку стало хорошенько трясти и мотать – накат страшный! Думала, точно какая-нибудь сумка вылетит через борт или задница потом будет вся в синяках. Сидушка была твердая, фанерная. Теперь мне стало совершенно ясно, почему никто не рискует выходить на воду при малейшем усилении ветра. Унская губа довольно мелководная, фарватер обозначен торчащими из воды стволами деревьев и вешками. К некоторым привязаны яркие тряпочки. Если не знать залив и отклониться от фарватера в сторону, можно сесть на мель. Берега у губы основательно заболочены, и продвинуться по суше в Луду совершенно невозможно. А на мощном моторе 20 километров до Луды мы прошли довольно шустро, примерно за полчаса.
Оказавшись в пустынной и промозглой Луде, я выдохнула с облегчением. Море наконец отпустило меня на большую землю. Там, где для большинства автотуристов заканчивается дорога, для меня выходом в цивилизацию завершилось сложное и довольно экстремальное путешествие по бездорожью.
В Луде находится большой визит-центр национального парка «Онежское Поморье». Это еще одни ворота парка. Есть огромная гостиница для туристов. Но похоже, что она уже закрылась с окончанием сезона. И хотя сюда ездят круглый год, штормовое межсезонье – самое мертвое время. Меня приняли в доме, где круглый год живут инспекторы нацпарка, поселили в комнате на двухъярусной кровати. Наконец удалось принять душ – ни в Лопшеньге, ни в Яреньге такой возможности не было. В обеих деревнях есть проблемы и с пресной водой, и с дровами. В Луде в душе висит предупреждение о разумном расходе воды – она привозная, в бочках.
В беседе с инспекторами услышала несколько историй о туристах, которые пытались проехать вокруг Онежского. Чего только не происходило – и замерзали, и тонули, и технику теряли, и шторма пережидали неделями, звонили в нацпарк и вызывали срочную эвакуацию. Один мужик ночью пешком пришел в деревню и искал трактор – машина у него где-то в болоте утонула.
— И чего он туда поперся-то? Мы тут как спасатели спешим всем на помощь. Был один дядька, который на советском велике поехал по Летнему берегу. Велосипед у него такой типа Урала с узенькими колесами. Не помню, куда он там собирался, вроде до Летней Золотицы. До Яреньги доехал и звонит нам – «Все, больше не могу, высылайте лодку!» А есть еще те, кто до Красной Горы по зимнику из Уны пытаются ехать. То ли на лодку денег жалко, то ли себя испытать пытаются. Все силы убивают на этом зимнике, а потом звонят нам из Пертоминска – «заберите нас отсюда». Там-то уж любые деньги готовы платить. В прошлом году тоже группа какая-то с велосипедами эвакуировалась. Местные по этому зимнику летом не ездят. Только ваши москвичи лезут, потом им уже и Онежский никакой не нужен.
— А были те, кто на велосипеде вокруг всего полуострова проезжал? Ну ведь не может не быть! Уж 150 лет, как велосипед изобрели, — любопытствую я. Ведь нет никаких сведений, никаких известных мне имен.
— Да всякие тут бывали. Но кто ж их знает, куда они там доезжали? В Лопшеньге и Летней Золотице аэропорты есть. В основном звонят, чтобы вывезли. Как знать, может ты и единственная пока. Как тебя там медведи-то не съели? Ну и смелая же ты девка!
06.09.2022
Сегодня на весь день снова плохой прогноз. С утра зарядил затяжной дождь, а на море снова поднимается высокая волна. Как же хорошо оказаться на твердой земле и больше не зависеть от сурового нрава моря. Начинаешь ценить это только когда попадаешь в какую-нибудь передрягу. И это мне еще крупно повезло — оказаться в деревне, где меня поселили в теплой комнате с печкой, хорошо приняли. А тот, кто очутился в шторм далеко от людей и теплого жилья, наверняка будет помнить об этом всю оставшуюся жизнь.
Луда в такую погоду выглядит мрачно и депрессивно. Единственная достопримечательность – это большой деревянный храм на окраине. Нацпарк проводит туда экскурсии. Но со мной никто ехать в храм в такой дождь не захотел. Выдали ключ, мол, езжай да смотри сама. А смотреть там особо-то и нечего. Церковь в очень плохом состоянии, внутри пыль и разруха, вот-вот обвалится крыша. Решила, что 250 рублей лучше потратить на книгу стихов Маргариты Петровны Терещенко, которая продавалась в визит-центре. Хорошая память об этом замечательном душевном человеке. Теперь ее прекрасные стихи всегда со мной.

Дорога в Уну раскисла от дождя. Но теперь это уже самая настоящая ДОРОГА, а не просто направление. Разбитая, вся в мелких ямах и лужах, да и глухая. За несколько часов по ней проехала всего одна машина. Свернула я и в Уну, проехала через деревню. На крутых берегах стоят дома окнами к реке. Два берега соединяет ветхий ряжевый мост. Бедный мост повело, но людям деваться некуда – ходят потихоньку. Много домов стоит пустых, уставившись потухшими окнами-глазницами на речку. А за деревней тянутся и тянутся брошенные поля… Совсем накатила на меня там тоска.
Притулилась старая изба
Среди презентабельных соседей
Не обшита, окнами слепа
Третий год сюда некто не едет
На весеннем солнышке она
Греется, да думает-гадает
Где же ты хозяин-старина
Вспоминает? Иль не вспоминает?
И углами старыми кряхтит
Солнышку бревёшки подставляя
В этот год наверно прилетит.
Прилетит! И встречу представляет.
Окна распахнёт, откроет дверь
Печь растопит, выйдет на крылечко
Он приедет! Только жди и верь
Окна распахнёт, затопит печку…
Маргарита Терещенко
За Уной дождь усилился, а дорога стала плавно подниматься в горку. Вокруг одни болота. Появились разбитые и раскорячившиеся бетонные плиты. Знакомая картина… Вдруг навстречу едет оранжевая машина дорожной службы. Мужиков вызвали из Онеги, чтобы починить какую-то глобальную яму на дороге. Они останавливают меня:
— Вы не видели большую яму по пути? Там еще труба должна быть, провалившаяся с торчащей вверх арматурой.
А я что-то не припоминала такого провала, может глаз уже не замечал всех этих дорожных кошмаров. Сказала правду, что не видела.
— Вот блин, придется нам все-таки ехать туда, искать эту яму. Так не охота! Тут вообще всю дорогу надо ремонтировать — ехать невозможно!
Изрядно вымокшая и грязная доезжаю до культового перекрестка, где лудское ответвление сливается с основной трассой на Северодвинск – Солзенское шоссе. На перекресте стоит придорожное кафе, в народе его называют «Голубая Устрица». Наверное потому, что там всегда продают свежую копченую рыбу. Водители грузовиков и пассажирских автобусов часто останавливаются в этом кафе на обед – место популярное. Оно хорошо знакомо мне по прошлогодней поездке Большой Северный путь. Тогда в 30-ти градусную жару я проехала на велосипеде всю эту пыльную дорогу от Онеги до Архангельска, атакуемая полчищами слепней. И это кафе было единственным островком цивилизации на 160 километров трассы, где можно было укрыться от невыносимого зноя и насекомых. С прошлого года состояние этой дороги только ухудшилось – ее разбили самосвалами и превратили в совершенно непроезжую стиральную доску с бесчисленными ямами. Ехать на велосипеде 80 километров до Северодвинска, да еще и в такую грязную погоду, у меня не было ни малейшего желания. Я поставила точку. Онежский пройден, путешествие должно быть закончено здесь и сейчас.
Машин ездит не так уж и много. Транзитники на это шоссе стараются не заворачивать – только убьешь подвеску и будешь плестись, как черепаха. Трафик в основном местный, но есть и достаточно грузовых машин, которые могут подобрать меня с великом. Пообедав вкуснейшей копченой форелью и солянкой, выхожу голосовать на перекресток. Дождь все идет, не переставая ни на минуту. Выгляжу я, наверное, очень жалко в этой грязной и мокрой по пояс одежде. Как бомж. Никто не останавливается, все только разводят руками. Время к вечеру, и я всерьез думаю о том, чтобы вызывать помощь из Архангельска. Но тут останавливается небольшой грузовичок с открытым кузовом и надписью «Дрова» на борту. Повезло — едет до Архангельска. В пустой кузов загрузили велосипед и притянули стропами. По дороге жутко трясло. Я была уверена: от велика точно ничего не останется. Яма на яме, в каждой яме по луже. Водитель и сам был в шоке от дороги – сам он по этому шоссе давно не ездил. Эти 80 километров мы тряслись больше двух часов. Шутили, что водитель привык дрова возить. Была в этом какая-то ирония. От Куртяево наконец начался свежий асфальт до Северодвинска. В прошлом году он начинался от Зеленого Бора, и этим летом еще 16 километров трассы заасфальтировали. Да уж, многое тут изменилось всего за год. Но если ремонтировать дороги такими темпами, то светлое будущее наступит точно не при нашей жизни.
От Северодвинска до Архангельска долетаем быстро, и грузовичок высаживает меня на привокзальной площади. Вот и снова я в этом прекрасном северном городе. Отдохну здесь пару дней и нужно спешить домой. Холодно тут у вас, пора выбираться на юг!
Спасибо за захватывающую историю необычного велопутешествия
НравитсяНравится