Мыс Чесменский видно издалека. Но маяк стоит в глубине на лесистом холме, и его не заметно. Расстояния в море очень обманчивые, берег приближается медленно. Здесь пригодится бинокль. Я держу курс на какую-то избу и выхожу на берегу прямо возле этой самой избы. Все опасности и вязкие ловушки на сегодня позади. Поначалу мне казалось, что это и есть та самая избушка, в которой ночуют все приезжающие на маяк экспедиционеры. Дом очень большой и просторный, но при ближайшем рассмотрении не похож на жилой. Очевидно, что живут на самом маяке. Нужно искать туда дорогу, и путь этот не совсем очевидный. До мыса отсюда еще около километра, а до маяка итого больше. Вдоль берега дальше не проедешь никак – на южной стороне мыса очень топко, а сразу за избой начинается болото.


Вдруг я слышу звук мотора и вижу приближающийся вездеход. Подумала, что это егеря возвращаются обратно в Котово. Но это не егеря. На таком же каракате «Охотник» один единственный человек. Местный из Пушлахты, представился Валентином. Забрал у меня тяжелые сумки и сказал, что проведет к маяку. За мысом колеи ныряют в лес, и местность вокруг радикально меняется. Так сходу и не найдешь правильное направление. От болота уже нет и следа, впереди сухой чистый бор с идеальной лесной дорогой. Я еду за болотоходом, поднимаемся в гору. Маяк стоит на самой высокой точке Онежского полуострова. Он обшит снаружи сайдингом, но внутри все осталось старым еще с царских времен. Маяк был построен из кирпича, и это не просто башня, а целое строение с этажами и отдельными помещениями. Внутри несколько комнат, в каждой из них своя печка, а одна русская печь очень большая. В ней даже можно печь хлеб или пироги.
Маяк был построен в 1899 году, и первым его смотрителем был Рулин, помор из села Пушлахта. Помимо основного кирпичного здания маяка было и несколько деревянных строений. Люди здесь жили постоянно целыми семьями, была конюшня и дизельная. Морем завозили продукты и дрова, хранили все в амбарах. В одном из амбаров до сих пор стоят старые напольные весы, на которых отмеряли вес продуктов. Здание дизельной совсем развалилось и пришло в негодность. Крыша просела, даже на двери повесили предупреждающую табличку, что здание в аварийном состоянии и входить туда опасно. Внутри когда-то было установлено два генератора, они давали только освещение для хозяйственных и жилых построек. А маяк работал автономно на кислотных батареях. За сезон их приходилось менять два или три раза, постоянно следить за уровнем заряда. Для этого и нужен был смотритель. В 2019-ом году маяк переведен на литиевые батареи, которых хватает на целый год. Надобность в смотрителе отпала. Но складывается стойкое ощущение, что надобность отпала не только в смотрителе, но и в самом маяке. Хотя он все еще принадлежит Министерству обороны и работает в летний период, движение судов в акватории сейчас сильно сократилось. Зимой маяк не работает совсем.


Внутри маяка чугунная винтовая лестница, сохранившаяся еще с самого первого дня строительства. Ей 120 лет. Сверху открывается невероятная панорама. Вдалеке видно Большой Соловецкой остров, а в хорошую погоду в бинокль можно разглядеть Секирную гору и уникальную церковь-маяк на ней. В июне этого года я была там на Соловках и поднималась на Секирную гору на велосипеде, а теперь наблюдаю ее с противоположного берега. Видно и часовню в Котово, и мыс Орловский со старым еще деревянным маяком, и всю огромную Пушлахотскую мель, которую Чесменский призван был освещать, не давая кораблям приближаться к ней. Самой деревни Пушлахты не видно – она находится в небольшом заливе, в Пушлахотской губе.



Смотрители на самом маяке не жили, для них была построена рядом отдельная избушка. В ней все еще может переночевать любой желающий, способный сюда добраться. Затапливаю печь, ставлю чайник. Ощущаю какую-то незримую причастность к уходящей истории. Грустное щемящее чувство появляется внутри, которое сложно выразить словами.
Возле маяка я заметила женщину. В таких труднодоступных местах удивляешься любому человеку, тем более если он оказывается там в одиночестве. Оказалось, что Нина не одна, она приплыла сюда на надувной моторке с другом аж с самых Соловков! Нина приглашает на чай к берегу, и я иду знакомиться с отчаянными путешественниками. Друг Юрий оказался чрезвычайно интересным человеком, опытным туристом еще советской закалки. В его биографии организация водных походов высших категорий сложности с немыслимой автономностью. Юрий Поклад прошел на катамаране Путораны, Таймыр и практически всю Сибирь. Позже я нашла в интернете официальные отчеты об этих грандиозных походах. Такие встречи не могут быть случайными.

Теперь Юрий не водит большие спортивные группы, а путешествует в одиночку или небольшой компанией в удовольствие. Мы сидим у костра за неторопливым разговором. Юрий бросает в котелок мидий и каких-то других морских тварей, которые они с Ниной насобирали на отливе, угощает и меня. Никогда бы не подумала, что беломорские мидии на вкус абсолютно такие же, как и средиземноморские. Только уж больно мелкие.
Солнце начинает садиться, и я возвращаюсь на маяк, пока совсем не стемнело – фонарь-то я с собой не захватила. Убежала на берег окрыленная всеми этими встречами и знакомствами, напрочь забыв обо всем на свете.
С Валентином мы договорились, что завтра он проводит меня до Пушлахты. Расспросила при встрече, как лучше добраться на Орловский маяк, но Валентин серьезно отговаривал меня. Старая дорога с Пушлахты туда заросла, по ней не ездят даже экспедиции, а берег до мыса сплошь каменистый. Летом добраться туда можно только на лодке, а зимой на снегоходе. С велосипедом 15 километров от Пушлахты до Орловского придется покорять целый день, и еще не факт, что доберешься. А до Конюхово с того маяка тоже не простая дорожка. «Да нечего там смотреть, растащили уже все. Рухнет он скоро.» Услышала я и про то, что существует дорога вдоль Унской губы из Яреньги до Верхнеозерского. «Лес там когда-то рубили, и дорогу пробили с Верхнеозерского почти до самой Яреньги. Только до деревни-то она не доходит, обрывается в болоте. Ехал я там как-то на тракторе, так пачку Беломора скурил.»
Комаров в избу набилось тьма. То ли дверь прилегает неплотно, то ли щели где-то есть, через которые они просачиваются. Подманиваю их на свет фонариком, убиваю по одному и тогда наступает тишина.
26.08.2022
Погода сегодня на радость хорошая, ясная и жаркая. На море полный штиль. Отлив уже начался, но отступать море будет еще часа два. Можно сильно не торопиться, успею после завтрака прогуляться по мысу. Валентин рассказывал, что на мысу есть старинный поморский крест, и я им очень заинтересовалась. После завтрака собираюсь в путь до Пушлахты. До нее всего 12 километров, но дай бог успеть по отливу их пройти.
Спускаюсь к мысу и складам. В складах на берегу еще лежит всякое старое барахло – древние водолазные костюмы, ржавые запчасти от генераторов и прочей техники. Прихожу к обещанному поморскому кресту. Это поистине уникальная реликвия! Когда-то такими крестами было усыпано все побережье. Ставили их на примечательных местах в память о тех, кто не вернулся с моря, с промысла. Кресты у поморов — еще и маяки, строго ориентированные верхним краем косой перекладины на север. Мало их дожило до наших дней, как и самих настоящих поморов…

Место тут невероятно атмосферное и сильно отличающееся от всего Онежского берега как по растительному покрову, так и по духу. Каменистый берег с большими валунами, изогнутые сосны и невероятный тундровый ковер на берегу. Среди камней попадаются старые мачты и борта карбасов, еще шитые корнем по старой технологии. Море регулярно выбрасывает живые артефакты еще недавней истории. Ощущение времени, непрекращающегося калейдоскопа истории на беломорских берегах какое-то совершенно иное, чем где бы то ни было. В таких местах ощущаешь застывшее время, небывалую связь времен. Сердце мрёт, душа трепешшет…

Мои большие сумки закидываем в вездеход, на велосипеде я оставляю только маленькие гермы и сапоги. Валентин поедет впереди, а я за ним по вездеходному следу налегке. Валентин говорит, что море отошло достаточно далеко, и нам пора выдвигаться в путь. В целом дорога до Пушлахты хорошая: сухие лесные тропы и твердый песчаный берег. О такой можно только мечтать. Однако самым сложным будет пройти устье Шидровки, преодолеть полностью заболоченный мыс Тонкий и мелководный Пушлахотский залив. Эти места проходимы только в малую воду. Без сумок на багажнике ехать становится легко, и я почти не отстаю от вездехода. На узких колесах, конечно, будешь постоянно зарываться в песок, но моя техника с задачей справляется неплохо, не хуже вездехода. Поначалу весело едем по гладкому берегу, как по асфальту. Ближе к Каменке берег становится каменистым, и дорога ныряет в лес. В Каменке в большой избе оборудовано что-то наподобие турбазы. Дверь не заперта, стоят двухъярусные кровати, огромная русская печь. Когда-то здесь тоже был небольшой рыбный стан.


Ближе к устью Шидровки у меня по дороге спускает колесо. Не могу понять, то ли это прокол, то ли дело в ниппеле. Для начала просто накачиваю колесо. Но вроде держит, не спускает, догоняю Валентина. У Шидровки две рыбацкие избы-тони, одна на левом берегу, а вторая на мысу Соснов Наволок. Обе тони принадлежат рыбакам из Пушлахты. У всех изб на побережье есть хозяин.
Валентин ждет меня у переправы, чтобы показать проход через устье. Вода здесь не отходит полностью, остается небольшой слой сантиметров в 10-15. Ехать я не рискую, дно под водой видно плохо и по ощущениям оно очень мягкое. Переобуваюсь в сапоги и иду пешком по вездеходным следам. Близко к устью реки подходить здесь опасно (там большой седун), поэтому путь от берега к берегу получается длинным. Держать курс надо прямо на мыс Соснов Наволок. Вообще на Онежском берегу граница моря и земли неопределенная и невероятно изменчивая. Как знать, едешь ты или плывешь, понятие «брод» размывается и становится очень условным.


У Соснова Наволока Валентин говорит, что поедет в деревню один и подождет меня там. Дальше ориентироваться уже не сложно: «Разберешься сама, езжай по моим следам к магазину. Самое большое здание в деревне, там сразу увидишь. Любой подскажет, где мой дом». Вездеход вместе с моим багажом уезжает и скрывается за лесом. Я не переживаю, поморам спокойно можно доверить что угодно. Честность — одно из их основных качеств.


От Соснова Наволока есть прямая дорога на Пушлахту, но пользуются ей только зимой — летом это сплошное болото. Летний путь проходит через мыс Тонкий, где раньше была военная база ПВО. Берег между двумя мысами сильно пересеченный, изрезанный, топкий. По прямой по морю ехать и короче, и быстрее. Стараюсь не упускать из виду валентиновы следы, но вскоре появляются и старые следы других вездеходов.
Не доходя до края мыса, след уходит в болото и пересекает Тонкий по узкому перешейку, выходя на берег Пушлахотской губы с другой стороны. Вдалеке виднеются строения бывшей военной базы, от которой остались одни руины.. К ним я даже не стала пробираться по этому болоту, ведь мне нужно еще успеть до деревни добраться, пока в залив не налилась вода.

Сейчас на болоте из-за предыдущей сухой недели довольно мало воды, а вот после дождей пройти Тонкий наверняка становится огромной проблемой. Уровень сложности растет в геометрической прогрессии. Видны вечно не зарастающие черные следы от гусеничной техники, но есть и глубокие от колес. Вся земля перевернута, несладко тут кому-то пришлось на колесах. И вроде бы расстояние небольшое, с километр всего, но болото есть болото.

Наконец за мысом в заливе появляются очертания первых домов Пушлахты. Но до нее еще надо добраться! Колея то ныряет в лес, то выходит на заболоченные берега и теряется в траве. Замечаю, что Валентин ехал здесь прямо по няше, но он-то успел проскочить по отливу. Теперь же вода прибывает, и его следы скрывают на глазах набегающие ручейки. Теперь понятно, почему он так спешил. Грязь в заливе очень вязкая и мягкая. Видно множество глубоких следов. Ехать получается очень плохо, а точнее не получается совсем. И это у меня еще тяжелых сумок нет! С ними бы меня точно засосало. Только здесь я поняла, насколько неоценимую помощь оказал мне Валентин.
Осталось всего лишь перейти ручей Белый, и я в деревне. Делов-то. Но ручей оказывается размером с некрупную речку, воды там прилично, просто так вброд не перейдешь. Иду вверх по ручью в поисках мелководья. Смотрю, какие-то следы уходят в воду. Бросаюсь к ручью и тут слышу откуда-то голос: «Здесь ручей не переходим! Дальше иди».

Это был голос Селиверста Агафонова. Подсказками он направил меня до нужной переправы. Ну просто несказанно везет мне здесь с людьми.
— Это вы откуда к нам? — уже встречают меня, вылезающую на крутой берег.
— Из Онеги, — говорю.
— А бензин где берете?
— Так это ж велосипед, бензин ему не нужен.
— Всяких мы тут за свою жизнь видали, на разной технике. Но на велосипеде видим в первый раз! Еще никого не было. Да еще и одна. Ну и ну!
Подходят еще мужички, традиционно пугают меня медведями. Общая для всей Архангельской области да и Севера в целом ситуация: стрелять не разрешают, охотников мало, так что много их тут развелось. Говорят, что дорога до Летней Золотицы очень плоха. Сплошные болота, да еще и «шишига» там как-то проехала, все колеи разворотила. Слово «шишига» у меня вызывает только негативные ассоциации с прошлогоднего путешествия по Печорскому тракту. Это машина разрушения и уничтожения всего и вся, главный враг любого велосипедиста и не только. Страшная техника, оставляющая за собой испепеленную вывернутую наизнанку землю. В деревне почти все пенсионеры, и почтальон привозит пенсию из Золотицы на каракате: «Там ни на чем другом и не проедешь!»
В Пушлахте осталось постоянно жить человек 20, еще несколько приезжает только на лето. Много Агафоновых и Шапкиных. Деревня вымирает. Работы нет, а местных жителей зажимают всякие инспекции. С одной стороны рыбохрана, ГИМС, с другой нацпарк, а еще бывают пограничники. Никуда не ходи, ничего не делай. Сети нынче ставить не дают, промыслом заниматься не выгодно и даже невозможно. Сети надо регистрировать в Архангельске. А пока туда из Пушлахты доберешься за бумажками по этим болотам да буеракам, то сожжешь столько солярки, что пойманная рыба окажется не простая, а золотая.

Замечаю интересную особенность. Стоит мне добраться до какой-нибудь следующей деревни, как мне сообщают, что впереди дорога еще хуже. В Пурнеме говорили: «Ну до нас-то доехать легко, а вот дальше до Лямцы ууу… один песок!» Доехала до Лямцы, а там уже встречают радостными новостями: «Ну с Пурнемы-то к нам дорога хорошая, песочек ровный, а вот дальше ууу… одни завалы да камни!» Теперь в Пушлахте очередное пророчество: «Да с Лямцы еще нормально проходимо, а вот дальше до Летней Золотицы ууу… одни болота!» Интересно, что же мне скажут в Летней Золотице? А что я — у меня путь один. Теперь только вперед.
Магазин, о котором говорил Валентин, нахожу сразу. Продукты в Пушлахту завозят на теплоходе «Беломорье», который два раза в месяц курсирует между Архангельском и Соловками, заходя по пути в несколько деревень: Летний Наволок, Летнюю Золотицу и вот в Пушлахту. Из-за штормов рейсы часто отменяют и переносят. Бывшая баржа-плоскодонка, трясет его нещадно. Транспорт не только редкий, но еще и ненадежный. Теплохода давно не было, и выбор в магазине не велик. Как и в Пурнеме одна водка да консервы. Но зато есть свежий хлеб. Господи, какой же вкусный здесь хлеб! Самый вкусный в жизни хлеб я ела только в Онежском Поморье. Каким-то чудом здесь сохранились те самые деревенские пекарни, в которых с большой любовью пекут пышные буханки. Если бы не такой долгий и трудный путь, я бы приезжала сюда за хлебом каждый день.
Теперь осталось найти Валентина. Первый же попавшийся человек подсказывает, где его дом. Валентин угощает меня чаем и объясняет дальнейшую дорогу:
— За мостом будет поле, потом в гору, потом семь дорог расходятся в разные стороны. Очень легко заблудиться. Но ты никуда не сворачивай, все время езжай прямо, потом налево и потом через болото. Вправо не уходи. Направо хорошая дорога, там лес рубили, она на вырубку идет и там тупик.
У меня мозги закипели от такой логистики. Навигатор тут явно не помощник.
— Так может, говорю, — вы меня проводите? Дорогу правильную покажете.
Валентин сперва отказывался – из дома уже уезжать не хочется. Но потом согласился:
— Ну ладно, я тебя через болото провожу, а дальше сама.
Сумки я уже успела навьючить на велосипед, и дабы сэкономить время, снимать их уже не стали. Четвертый час вечера, а мне нужно как минимум до Конюхово добраться. Десять километров по болоту этому с семью развилками, где леший ногу сломит. В лесу дремучем Онежском да на болоте ночевать не стоит. По-хорошему лучше успеть до губы Конюхова добраться, пока не стемнело. И остается мне на все про все от силы три светлых часа. Так что не медля собираемся в путь. С сумками ехать за вездеходом намного тяжелее. Все время отстаю, выдыхаюсь на подъемах. Пушлахту толком рассмотреть даже не успела, но что поделать — время дорого. Все время приходится куда-то спешить.

Переезжаем новый мост через Пушку, за ним еще километра два продолжается приличная дорога, но вдруг резко начинаются овраги-косогоры. То в одну гору заталкиваем велосипед, то в другую. Во вторую гору еле впихнули его вдвоем, семь потов сошло и с меня, и с моего проводника. Еле отдышались. А за косогором привет — длинное лесное болото. Каракат едет себе по нему тихонечко, а я тащусь с трудом по хлюпающему мху. В конце болота Валентин выходит, чтобы помочь мне перетащить велосипед через большую топь: «Давай помогу, тут гиблое место. Ну дальше сама. Семь километров до Конюхово осталось. Больших болот больше не будет, по лесу все время вверх-вниз, то на гору, то с горы. Так и доедешь».

Не знаю как и благодарить Валентина за помощь — слов не хватает. Прощаемся, а я вглядываюсь в дремучую картину впереди. Местность тут больно пересеченная. Лес густой и темный, но в целом дорога вполне проходима — ни единого завала, все пропилено, везде свежие гати. Все-таки почтальон ездит как никак!

Ехать правда получается не все время: то толкаешь велик в крутую горку, то по гатям. Пока не видно разрушительных следов «шишиги», но я морально готовлюсь к худшему. Медленно двигаюсь вперед, часа за два преодолеваю эти семь километров и выхожу к озерам, на берегах которых когда-то находилась деревня Конюхово.
На поле в бывшем Конюхово стоит одинокая заросшая изба без окон и дверей и небольшая часовня-крест, которую Федор Конюхов и Константин Симонов поставили зимой 2016-го года во время своей экспедиции на собачьих упряжках. Крест на часовне уже отвалился. Плохо приколотили его что ли. Жалею, что с собой нет ни гвоздей, ни топора — восстановить нечем. Родом из Конюхово были предки Федора, а во времена сталинских репрессий здесь было много ссыльных — спецпереселенцев.

Задерживаться в урочище не было никакого резона, да и атмосфера показалась мне неуютной, не могу сказать почему. Все, что связано с репрессиями, страданиями людей, насильным переселением вызывает во мне чувство какого-то леденящего ужаса. Не могу долго оставаться в таких местах. Я знала, что дальше на берегу есть изба Корга (Пушлахотские Корги) — еще одна бывшая тоня. Изба стоит на красивом каменистом мысу (корге), и вроде бы там можно переночевать. Идея остаться на ночь на поморской тоне мне казалась очень привлекательной, но до сих пор мне это не удавалось. То изба хорошая попадалась не вовремя, как на Каменном или Шидровке, а вовремя были одни развалюхи. Но вот я наконец подъезжаю к красивому мысу на закате. Издали вижу два сарая, а в глубине обнаруживаю и избу. Изба закрыта на замок. Обалдеть. Такое встречаю на Онежском берегу впервые. Не принято у поморов избы-то закрывать, да и закрытых не попадалось. А тут висит пудовый замок.

Солнце уже залило море оранжевым светом, и через полчаса станет совсем темно. Опять знакомая проблема и душевные терзания: ставить палатку сейчас или ехать дальше. В бинокль я рассмотрела на берегу в паре километров отсюда еще одну избушку, на вид свежесрубленную. Она, конечно, тоже может быть закрыта, ведь явно кто-то для себя ставил. Но нужно попытать счастья, тем более берег здесь ровный песчаный. Доеду быстро.
У избы издалека замечаю лодку и каких-то людей. По наивности своей я сперва обрадовалась – ну вот наконец настоящие поморы, рыбаки! Сейчас разузнаю у них все про житье-бытье. Но потом вдруг возникла внезапная мысль: а вдруг браконьеры? Никак захотят от свидетеля избавиться в таком глухом месте. Ехать или не ехать? Пока раздумывала, меня тоже издалека заметили. Надо ехать смелее, чего теперь скрываться. Подъезжаю ближе, а люди смотрят на меня удивленно:
— А вы тут какими судьбами!?
— Да вот, — говорю, катаюсь тут по поморским берегам.
— Это что, мотоцикл?
— Нет, велосипед.
— Как ваша фамилия!?
Какой-то очень неожиданный вопрос в стиле спецслужб. Тут я напряглась еще больше, чем от мысли о браконьерах.
— А зачем вам моя фамилия? Вы, наверное, из нацпарка? Так пропуск у меня есть.
— Нет, мы пограничники.
— Ах вот как! А где же тут граница?
— Да все Белое море – это граница.
В общем, пограничники оказались мирные, даже документы не спросили. А изба на Хайнаволоке опять была под замком. Странная здесь пошла манера избы закрывать. К счастью, рядом внезапно обнаружилась еще и старая избушка. Открытая и гостеприимная, ее и не видно было с берега. В ней я встретила долгий и холодный северный закат над тихой Конюховской губой.

27.08.2022
До Летней Золотицы оставалось 12 километров. Но я уже знала, что впереди самый ужасный кусочек дороги. Тот самый, разбитый «шишигой». По берегу здесь не проехать – камни, топи и не слишком пригодная для любого транспорта отмель. Если кто и ездит еще в этом месте, так только на каракатах по старой убитой дороге через лес. Дорога за избой узкая, только небольшой вездеход и втиснется. А когда-то она явно была шире. Вдоль нее тянулись старые поваленные местами опоры ЛЭП. Раньше по берегу из Летней Золотицы в Пушлахту шла линия связи.


Когда тропинка свернула глубже в лес и повернула на восток, то почти сразу превратилась в тотальный оффроуд. Появились раскатанные черные лесные болотины, крупные камни, вывернутые наизнанку гати. Пешком в сухую погоду все эти неприятные места можно обойти по краю, но на технике более широкой и тяжелой, чем велосипед, конечно пройти сложнее.

Но я как всегда представляла себе все намного хуже, чем оказалось на самом деле. Воображение рисовало полуметровые глубокие колеи в липкой жиже, как на Печорском тракте. Слава богу, со страданиями Печорского тракта ни один кусочек Онежского даже и близко не может сравниться. Хорошую прививку я там получила. Так что шла себе медленно, обходя болотины да камни. Тихонечко собирала чернику и бруснику, наслаждалась лесом. А ближе к деревне уже начался хороший сосновый бор. Появились следы цивилизации в виде указателей и стендов, рассказывающих о различных обитателях здешнего леса.



Спускаюсь с Золотице. Моста через нее нет, а деревня расположилась на другом, правом берегу. Река широкая и полноводная, нерестовая. В устье так еще и глубина немаленькая. Нужно искать брод. Как я уже заметила, на здешних речках брод обычно находится выше по течению метров на 500, там где начинаются перекаты. Но не все реки перекатистые, некоторые перейти сложнее. На Золотице брод находится примерно в километре выше по течению, к нему ведет хорошо накатанная песчаная дорога. Речка становится очень мелкая, но все такая же широкая, разделяется островом как бы на два рукава. На дне довольно крупные камни, покрытые скользкими водорослями и прочей растительностью. Нужна обувь с хорошей цепкой подошвой. Первый рукав шире и мелководный (местами по колено), а второй – за островом со стороны деревни более узкий и глубокий (выше колена).

Наконец я в Летней Золотице! Очень сложно в это поверить, но на мгновение мне показалось, что самое сложное осталось позади. Летняя Золотица – самая крупная деревня Онежского берега. Здесь есть магазин, несколько больших улиц и даже аэропорт. Пару раз в неделю сюда летает небольшой самолет из Архангельска. Так что в случае какой-нибудь серьезной поломки или экстренной ситуации отсюда можно эвакуироваться по воздуху. Но у меня, к счастью, пока все в порядке. Я полна решимости двигаться дальше. Только вот деревня выглядит на первый взгляд как-то пустовато. Прокатилась по улицам туда и обратно и ни одного человека не встретила. Подозрительно. Даже не у кого спросить ни про магазин, ни про музей, ни про ночлег. Никаких стендов с полезной для туристов информацией, полный сюрреализм. Наконец набрела на единственный магазин, который оказался закрыт. Сегодня суббота, а по выходным он работает только до обеда.
Вдруг я случайно познакомилась с двумя мальчишками лет пяти, Максимкой и Лёхой. Увидев у магазина мой припаркованный велосипед, они изумились огромным колеса и тут же побежали за своими маленькими великами, стали придумывать игры на ходу. Конечно же и я, и мой фэтбайк были неотъемлемой частью этих игр. Сначала надо было играть в гонки. После «гонок» Максимка приглашает меня в гости знакомиться с мамой:
— Пойдем чай пить, ты у нас и переночевать можешь, – сердце радуется, ну настоящий помор!
По пути Макс угощает меня крыжовником с собственного огорода, потом перекидываемся на куст смородины:
— Ты зеленые не ешь, ешь красные!
Мама оказалась такой же приятной женщиной, как и ее сынишка. Она работает учительницей в золотицкой школе. Наконец от первого встреченного взрослого я узнаю, что в Летней Золотице есть гостиница при визит-центре нацпарка. Маша позвонила и договорилась, чтобы меня в этой гостинице приняли. Гостиница находится на высокой горе на окраине деревни, но все трудности пути туда окупаются втройне невероятными видами, открывающими с ее крыльца. Необъятное море и вся деревня как на ладони. Пока ждем тетю Машу – работницу нацпарка – идем гулять по деревне. Мальчишкам очень понравилось фотографировать и снимать все на мою экшнкамеру. Наконец у меня появились свои собственные операторы! После того, как я посмотрела сделанные Максом кадры, была приятно удивлена качеству снимков, простоте и незамутненности детского взгляда на вещи. Все эти снимки сделаны пятилетним Максимом:
Заселяюсь в гостиницу. Других постояльцев нет, и ее открывают специально для меня. Одиночки здесь нечастые гости. Дети помогают мне затащить сумки в комнату. Берут самые тяжелые, с трудом уговариваю их взять что-нибудь полегче. Узнаю от сотрудницы нацпарка Марии, что на мысу Перт-Наволок есть музейная тоня, а к мысу вдоль берега ведет недавно оформленная экотропа. Я загораюсь посетить этот небольшой музей, и недолго думая Маша вручает мне ключ от тони: «Когда вернетесь, оставьте ключ на кухне».
Экотропа длиной около трех километров ведет к мысу Перт-Наволок. Чтобы успеть вернуться до заката, нужно ехать прямо сейчас. Дети же уговаривают меня играть в догонялки. Говорю им, что мне нужно съездить на море по делам. И чтобы никуда не уходили: догонялки обязательно будут, когда вернусь.


Ехать по берегу одно удовольствие! Пляж украшают стенды, рассказывающие о разных обитателях Белого моря и суши от имени медведицы и медвежонка Урсика. О белухах и морских зайцах, о птицах и зверях. Очень необычная и оригинальная идея, которая понравится и взрослым, и детям. В одном месте нужно перейти вброд небольшой ручей. Небольшой-то небольшой, но в прилив довольно глубокий с сомнительным дном. У поморов даже оборудованные экотропы с какими-нибудь маленькими, но приключениями. Брод я обнаружила как обычно выше по течению ручья.

Тоня стоит в очень живописном месте в сосновом бору. Огромные старые сосны окружают мыс. Они еще помнят тех рыбаков, которые сидели здесь из года в год в рыбный сезон. На берегу две избы – жилая и музейная. В жилой сейчас оборудована гостиница нацпарка. А музейная, можно сказать, сложена заново. В ней раньше хранили сети и снасти. Колхозом тоня не используется уже с 70-ых годов, и много лет она разрушалась как и отстальные тони на Онежском берегу. Ждала момента, когда здесь откроют музей. В былые годы на ней в основном ловили сельдь, реже пинагора.
Внутреннее помещение разделялось на сени, избу и чердак. Тоня на Перт-Наволоке считалась небольшой, есть гораздо больше с избами на несколько комнат, где могла жить целая артель.


Возвращаюсь в деревню уже не берегом, а по автомобильной дороге. Заодно решила разведать, что же эта дорога в сторону Ухт-Наволока из себя представляет. Дорога абсолютно проезжая, автомобильная. Широкий хайвей, только много рыхлого песка. Подъезжаю к гостинице, а дети как ни в чем не бывало сидят и ждут. А меня не было часа два. Думала разбегутся по домам, просто удивительно! Увидели меня – обрадовались. Покатала каждого на багажнике, потом играли в обещанные догонялки. Лёха рисковый и шабутной парень — экстремал, а Максимка тихий и осторожный, более ответственный. Когда стемнело, пошли готовить ужин. В гостинице шикарная кухня – есть все для беззаботной жизни. Даже душ, но вся вода привозная. Быстро заканчивается, долго не помоешься. Поздно вечером за Лёхой пришел старший брат, а за Максимкой мама. Мальчишки подняли мне настроение не только на весь день, но и сами того не подозревая дали такой мощный заряд энергии, что его хватит проехать все на свете. Что бы ни ждало меня там впереди.

28.08.2022
Похоже, что лето заканчивается и погода начинает портиться. А может я просто все ближе к открытому морю, подвластному всем ветрам и штормам Летнему берегу. Пользуясь редким интернетом, загрузила прогноз погоды на ближайшую неделю, и он оказался не очень-то утешительным для меня. Впереди дожди, похолодание и усиление ветра. Очень надеюсь на то, что успею добраться до Унской губы и переправиться через нее до того, как окончательно наступит осень.

Сегодня дождя нет, но день ветреный и пасмурный. Еще вчерашнее ощущение летней теплоты пропало. Перед тем, как покинуть Летнюю Золотицу заезжаю в магазин, покупаю квас, немного фруктов, хлеб и сыр. Магазин здесь хороший, с самым богатым ассортиментом на всем Онежском полуострове, можно закупиться основательно. Немного жаль, что не попрощалась с мальчишками. Они сидят по домам и не знают, что я уже уезжаю.
Впереди широкая песчаная дорога. Возникает ощущение легкости и ложного чувства, что самое сложное осталось позади. После того, как мне сказали, что до Лопшеньги доезжают даже на паркетном внедорожнике, я совсем расслабилась. Подумала, что теперь я без приключений доберусь до Лопшеньги всего за пару дней! И очень зря.
На Летнем берегу поджидают свои сложности, но пока я еду и наслаждаюсь лучшим участком Онежского берега. Вот только самочувствие как назло неважное. То ли отравилась чем-то, то ли простудилась, то ли усталость за неделю непростого пути накопилась, но еду тяжело, засыпаю за рулем. Хорошая дорога длится примерно до мыса Ухт-Наволок, где заканчивается Онежский берег, а вместе с ним и хорошая дорога. Между Летней Золотицей и Ухт-Наволоком много действующих до сих пор рыболовных тоней, принадлежащих колхозу «Беломор» из Летней Золотицы.



Все избы здесь закрыты на замок, укомплектованы спутниковыми тарелками, телевизорами, генераторами и прочими благами цивилизации. В сараях хранят лодки и снасти. Многим избам уже под сотню лет, целые поколения рыбаков сидели на этих тонях. Иногда удается заглянуть в окно или в какой сарай и посмотреть, как живет в 21-ом веке рыболовецкая артель, которой ни много ни мало 600 лет. А может быть и больше, ведь только шесть столетий назад стали появляться первые документы, закрепляющие право собственности и смену владельцев тоней путем продажи или дарения. Дарить тони могли и монастырям. Соловецкому монастырю принадлежало их больше всего, но были свои тони и у Кирилло-Белозерского, и у Николо-Корельского монастырей. Часто монастыри отбирали себе самые рыбные участки.

Все тони имеют четкую границу, море в буквальном смысле поделено между ними. Кроме того, все они приписаны к конкретным деревням, и это деление сохраняется до сих пор. Все тони от Летней Золотицы до Ухт-Наволока приписаны к Летней Золотице, а дальше от Ухт-Наволока по Летнем берегу — к деревне Летний Наволок. Самые крупные и интересные действующие артели — это Лопалахта и Костылиха. Сперва я была удивлена тем фактом, что на Онежском берегу тоней попадалось мало, и все они давно пришли в упадок. Самые богатые и крупные тони, за которые издавна были споры между поморами, находятся на Летнем берегу. Причина оказалась проста: на Летнем ловили сёмгу, дальше Ухт-Наволока сёмга почти не заходит.


В Лопалахте я пообедала за столиком, отчаявшись искать открытую избу, чтобы укрыться от ветра. А за Костылихой дорога ушла в приятный сосновый лес, полный сыроежек. Но грибы не беру, пока у меня нет уверенности в том, что смогу их приготовить где-нибудь на печке. Газ стараюсь экономить, а костер на таком ветру толком не разведешь – одно мучение будет.

Когда я добралась до мыса Ухт-Наволок, погода резко стала портиться. С моря мгновенно натянуло огромную черную тучу, и она разродилась дождем. Торжественный момент прибытия на самый северо-западный мыс Онежского полуострова, знаменующий конец Онежской берега и начало Летнего, был омрачен непогодой. С мыса хорошо виден остров Жижгин с маяком, но в такую облачность было совсем не до торжественных фотосессий. Укрывшись под столиком с навесом, я стала думать, где бы мне переночевать. Навес не очень-то защищал от дождя: холодным ветром под столик надувало потоки воды. В Ухт-Наволоке тоже изба закрытая. А в километре впереди на мысу Волчьем просматривалась еще одна тоня.
До Волчьей всего километр, поэтому решаю одним рывком доехать до нее. Встречный ветер сбивает с ног, но и там изба оказывается закрыта. Впрочем, здесь все равно лучше, чем на Ухт-Наволоке. К дому пристроены небольшие не запертые сени. В сенях хранятся всякая рыбацкая утварь. На полу даже есть истлевший матрас. Солнце садится за горизонт, и я радуюсь такому подарку. Жаль конечно, что печку не истопишь и не согреешься. На улице градусов 6, холодрыга страшная. Но стены хоть как-то защищают от ветра, хоть и содрогаются. В широкие щели между досками мощно задувает, и я затыкаю их на уровне пола фанерками, вещами – словом, чем придется. На старый матрас кидаю коврик и спальник. Становится почти уютно.
Из огромного подосиновика сварила суп. Ночью все равно было довольно холодно, спала в двух спальниках и теплой одежде. Сон был очень тревожным. Приснилось, что приехал какой-то мужик на мотоцикле и ломился в дверь. Сон был такой реалистичный, что может все это было и взаправду?