7 ноября 2019

После суток перелетов, двух ночей и трех аэропортов, я наконец-то приземлилась в маленьком и безмятежном аргентинском аэропорту Эскель, затерявшемся среди предгорий. Самолет кружил над буро-зеленой пампой, медленно терял высоту, а совсем близко на горизонте уже виднелись заснеженные вершины. Анды! Внутри все трепетало, я предвкушала, как поеду там среди этих верхушек и радовалась тому, что у меня впереди столько времени. Целых полтора месяца! Можно никуда не спешить, выбирать сложные и интересные дороги, наслаждаться свободой и каждый день вдыхать свежую прохладу гор.

Аэропорт по размеру больше напоминает автовокзал. Внутри он обшит деревом, и создается ощущение, что прибыл в южноамериканскую Норвегию. Немногочисленные пассажиры быстро разъехались: кто-то вызвал такси, за кем-то приехали родственники, — и я осталась одна с упакованным велосипедом в пустом здании. Работников небольшого аэропорта было не больше десятка. После встречи единственного рейса некоторые тут же уехали домой, а остальные попрятались где-то на рабочих местах. Путешествие начиналось идеально: никакой вокзальной суеты, никаких навязчивых таксистов и менял, никто не наблюдает с любопытством за тем, как я собираю велосипед. Я вытащила байк на улицу, на свежий воздух. Я слишком много лет провела в закрытых помещениях, и теперь не хочу тратить в четырех стенах и лишнего часа.

Неторопливо собирая велосипед, поймала себя на мысли, что совершенно не готова к такому путешествию. Ветер заигрывал и трепал волосы, но дорога совершенно не манила. Голова после двух бессонных ночей и чудовищного сдвига часового пояса разваливалась и буквально отключалась на ходу. Что я тут делаю? Зачем? Вдруг все свалилось будто снег на голову, может это просто усталость? Когда я села на велосипед, первые километры показались ужасными. Ветер был совсем не сильный, когда я свернула на сороковую дорогу, но психологически я воспринимала его с большим трудом. Только одна мысль тревожила в тот момент: поскорее добраться до хостела и наконец выспаться.

Аэропорт Эскель стоит на знаменитой 40-ой дороге (Ruta 40), по которой можно пересечь всю Аргентину. Начинается она почти от границы с Боливией и заканчивается в городе Rio Gallegos на южной оконечности Патагонии. Дальше только Магелланов пролив и Огненная Земля. Сороковая дорога очень популярна у мототуристов: это хорошая асфальтированная трасса, максимально близко подходящая к горам на аргентинской стороне, хотя и идущая сама по себе в основном по пампе. Так уж вышло, что Анды достались большей частью Чили. Эта дорога не просто артерия, это аорта Патагонии, несущая все автомобильное движение через запад страны. И ни один путешественник, желающий пересечь Западную Патагонию, не сможет избежать Ruta 40 и проедет хотя бы по небольшому ее участку.

Но сороковая дорога вовсе не является целью моего путешествия. На велосипеде ехать по ней все время слишком скучно, да и пожалуй местами опасно. Моя цель – это более живописная чилийская Carretera Austral. И добраться до нее от Эскель можно по красивейшему проезду среди гор вдоль реки Футалеуфу (Futaleufu) через границу между двумя странами. Только вот сегодня я слишком устала, чтобы что-то планировать и разбираться со всей этой мудреной южноамериканской жизнью, которой мне предстоит жить ближайшие дни и недели.

Городок Эскель интересен тем, что здесь начинается действующая до сих пор историческая узкоколейка – Старый патагонский экспресс или Ла Трочита. На ней используют паровозы и вагоны 1920-ых годов, и мечта любого железнодорожного энтузиаста — прокатиться на этом уникальном столетнем поезде. Железная дорога длиной целых 402 км проложена между Эскель и Инхеньеро-Якобачи (Ing. Jacobacci) в соседней к северу провинции. Линия, которая была построена между Первой и Второй мировыми войнами, использовалась по большей части как грузовая до 50-ых годов, позже было открыто и пассажирское движение. Удивительно, но в силу отдаленности этого региона, технический прогресс сюда так и не дошел до начала 90-ых, а люди как ездили на паровой тяге между деревнями, так и продолжали ездить.

В 90-ых Ла Трочита пережила кризис, из-за убыточности железную дорогу решено было закрыть. Но поскольку к тому времени она уже стала символом ностальгической романтики, получила всемирную известность, привлекала туристов, была воспета писателями и режиссерами, закрытие национального достояния вызвало широкий общественный резонанс. Благодаря энтузиастам в 2006 году движение возобновилось, но уже с исключительно туристическими целями. Вот такая хорошая история одной уникальной узкоколейки.

Туристы даже умудряются путешествовать по патагонской узкоколейке на самодельных велодрезинах. Оказывается, в мире есть целое направление — railbiking — поездки на велодрезинах по заброшенным или мало используемым железным дорогам:

К сожалению, сейчас Старый патагонский экспресс уже не курсирует регулярно на всем протяжении 402-километровой ветки, проехать ее от начала до конца можно только если выкупить поезд целиком. Боюсь даже представить, сколько бы это могло стоить. Регулярное движение по расписанию существует только на небольших участках: 20 км между Эскель и соседней деревней мапуче Nahuel Pan, а также от El Maiten до Desvio Thomae, тоже около 20 км. Но это конечно уже не те впечатления. Расписание периодически меняется, актуальную информацию в интернете найти сложно, сайт у железной дороги вроде как существует, но постоянно лежит. Поэтому спланировать поездку на Ла Трочита — это целая проблема. В итоге я на паровозе так и не покаталась. И даже не увидела его в действии.

По пути в хостел я заехала к железнодорожной станции, но и она оказалась закрыта. Паровоза на станции не было, только стояла пара деревянных вагончиков-платформ и игрушечные рельсы уходили куда-то в горы за горизонт. Расписание я почему-то не сфотографировала. Уже не вспомню, может быть оно на станции и не висело, а может было неудобное, так что я просто смирилась с тем, что и на следующий день прокатиться не удастся.

Эскель оставил ощущение Дикого Запада и целый спектр новых культурных наблюдений: подростки ходят в больших черных беретах, дворы огорожены сетчатым забором и в каждом дворе есть собака. И если в России так распространены глухие заборы из металлопрофиля, здесь повсеместно сетка, которая почти незаметна и не так портит вид улиц. При оплате картой в магазине требуют ID и подпись, а когда набираешь пин-код, демонстративно-вежливо отворачиваются. Люди приветливые и улыбчивые, но никто не понимает по-английски. Мате пьют везде: в хостеле, в кафе, в машинах, на рабочих местах. Мой хостел Casa del Pueblo нацелен на бэкпекеров. Но сейчас еще не сезон, и в комнате на четверых я совершенно одна.

Целым квестом для меня стало поужинать. Готовить из-за усталости совсем не хотелось, а раз уж я все равно вышла на прогулку за газовым баллоном и переходником для аргентинской розетки, то пошла искать пиццерию или кафе. Но почти все кафе и рестораны оказывались закрыты, хотя вроде еще не поздно. Я медленно слонялась по улицам, удивляясь особенностям такой непривычной аргентинской жизни. Наконец наткнулась на небольшую пиццерию, внутри которой теплилась жизнь. Хозяин уже собирался закрываться и пиццу готовить для меня не захотел, предложил готовые пирожки (empanadas). Эмпанадас – очень популярные в Аргентине небольшие пирожки с разной начинкой, печеные в духовке. Позже они станут для меня частым перекусом на Карретере, потому что их продают в каждой деревенской пекарне. А аргентинская пицца, кстати говоря, представляет из себя большой эмпанадас, то есть закрытую пиццу (кальзоне). Я набрала этих эмпанадасов штук 10 с ветчиной и сыром и еще какой-то странной начинкой вроде кукурузы, перемолотой с зеленью. К тому времени я была настолько злая и голодная, что готова была съесть что угодно. Когда половина пирожков была уже в желудке, выяснилось, что расплатиться карточкой нельзя – в пирожковой нет терминала. А наличных песо у меня не было, ведь пункты обмена валюты откроются только завтра утром. Хозяин улыбнулся и сказал: «Да не волнуйся, заплатишь завтра. Mañana!» Написал на бумажке сумму, сколько я должна, да отпустил восвояси. Вот так я впервые столкнулась с доверием и простотой аргентинцев и постепенно просто влюбилась в этот народ!

8 ноября 2019   

Эскель хоть и небольшой, но все же достаточно туристический город. Помимо Старого патагонского экспресса здесь находится и информационный центр национального парка Лос Алерсес (Parque National Los Alerces). Этот довольно большой по площади национальный парк внесен в список всемирного наследия ЮНЕСКО и создан для защиты вальдивийских влажных лесов и дерево фицроя. Фицроя (по-испански alerce) – это патагонский эндемик, гигантское хвойное (дальний родственник секвойи), которое живет до нескольких тысяч лет. В парке Лос Алерсес встречаются деревья возрастом 4000 лет.

Информационный центр в целом полезный и в нем говорят по-английски. Я пыталась как-то спланировать свое посещение это парка, который находится совсем не на моем маршруте, а севернее. Через парк проходит дорога 71, и логично было бы доехать до деревни Чолила (Cholila) у северного въезда в парк на автобусе, который идет по Ruta 40, а на велосипеде уже вернуться по парку на юг и не возвращаясь в Эскель продолжить путь уже через Футалеуфу. Велотуристы, которые начинают путешествие из Барилоче, очень часто едут по дороге 71. Но от идеи посещения парка пришлось отказаться: микроавтобус в Чолилу ходит 3 раза в неделю и ни сегодня, ни завтра его не будет. Кроме того, оказалось еще и проблематично вписаться туда с велосипедом. Как-нибудь в другой раз посмотрю я на фицрои, когда поеду от Эскель на север, пусть это будет уже другое путешествие. Ну а встреченные позже на Carretera Austral велотуристы, которые проехали через национальный парк, говорили, что дорога эта узкая и пыльная, с большим потоком машин, а реликтовых деревьев с нее все равно не увидишь. Нужно заказывать лодку через озеро Менендес и плыть в дальнюю заповедную часть парка – вот там-то эти самые старые фицрои и растут. Ну по крайней мере этот факт меня потом успокаивал.

После завтрака я отправилась в обменник (casa de cambio), чтоб обрести немного наличных песо. В Эскель таких обменников два, и я пошла в ближайший. Курс там отличался от официального примерно на 3%, но это намного лучше, чем комиссия в банкомате. Поменяла сразу 200 долларов, чтобы потом голова не болела о наличности. Хоть я уже очень скоро окажусь в Чили и весьма вероятно долгое время не вернусь в Аргентину, кто знает, какими путями предстоит ехать дальше, в каком глухом месте нужно будет вновь пересекать границу. Наличка может потребоваться в любое время. В обменнике я провела полчаса: девушка медленно заполняла в компе какой-то очень большой и сложный бланк на испанском, выспрашивала много данных, включая мою профессию, семейный статус и почтовый адрес в России. По-английски она конечно же не говорила (обязательно учить эспаньол!). Потом я подписала отдельную бумагу о том, что не отмываю деньги, и вот наконец долгожданные песо в руках. Я спешу отдать долг в пирожковую и можно отправляться дальше.

Лирическое отступление о супермаркетах и аргентинских продуктах из дневника:

Продукты, конечно, отличаются от привычных нам европейских. В глаза бросается очень много свежего мяса, в основном говядина. А вот сосисок и копченых колбас практически нет, только местная разновидность чоризо с красным или черным перцем. Есть прошутто. Из консервов только тунец, который я терпеть не могу. Консервированного мяса нет вообще ни в каком виде. Наверное аргентинцы не понимают, зачем консервированное, если можно пойти и купить свежее каждый день? Богатый выбор свежих овощей и фруктов, кажущихся после унылой Пятерочки такими непривычно красивыми и крупными! Жаль, что много с собой не увезешь, да и проблема с чилийской границей. Выбор обычного чая в пакетиках совсем невелик, зато полки ломятся от разных сортов мате. А еще Аргентина отказалась от пластиковых пакетов в супермаркетах: на кассе продают только многоразовые сумки из переработанного пластика, которую пришлось купить и возить потом все время с собой. Все местные приходят за покупками со своими сумками-авоськами. Аргентина в плане переработки отходов давно обогнала Россию.

Из города уводила чудесная велодорожка, стояла ясная погода, а далекие белые вершины мелькали впереди – я попала в рай. Жизнь в путешествии так безмятежна и легка, особенно в самом начале, когда ты свободен и еще полон сил и энергии. Хочется объять необъятное, увидеть каждую гору, проехать по всем перевалами и исследовать любой попадающийся на пути отворот. Вот велодорожка закончилась, и я влилась в поток машин.

Основная трасса уходила дальше на Тревелин (Trevelin) и к чилийской границе. Я доехала до развилки: трасса уходила влево, а направо начиналась пустая тихая дорога через небольшой перевальчик в национальный парк Los Alerces. Вдалеке сверкали красивые вершины Cerro Siuación и Cerro La Portada. «Нет, Таня, тебе туда не надо, в Los Alerces мы не едем. Дорога в Чили всего одна», — отговаривал внутренний голос. «Ну я только самую малость, только подъеду к верхушечкам чуть поближе, чтобы сделать пару кадров», — и велосипед уже сам катился вперед, будто горы притягивали его магнитом. Я посмотрела на карту и заметила, что после перевала есть еще одна развилка и съезд обратно к трассе. Ну вот все и решилось, можно не возвращаться назад!

Дорога поднималась все выше и выше в безумную красоту. Снежные пики то появлялись, то исчезали из вида, дорожная нить тянулась над каньоном реки Персей (Percy). А после моста через каньон небольшой серпантин взбирался дальше уже над пологой долиной реки. На перевале мне пришлось раздеться (температура подбиралась к 30 градусам), а на спуске уже холодный ветер перебирал косточки. Ух, люблю такие контрасты — горы близко! И самое главное — здесь нет никаких машин.

Затем дорога спускалась в долину и шла вдоль бесконечных полей и пастбищ, мимо ферм и эстанций. Каждый ровный клочок земли аргентинцы используют для своего блага и блага экономики. Здесь не встретишь такого привычного нам борщевика и прочего разнообразия сорняков. У одной из эстанций я увидела автобусную остановку и решила в ней перекусить. Достала бутерброды, направилась к остановке, а она внутри оказалась затоплена. Мда, видать автобусы тут не ходят уже очень давно. Но остановка сыграла свою роль: она напомнила о том, что пора бы пообедать, а то я частенько забываю о еде в порыве страсти к приключениям.

Позади остался Тревелин, мимо него я пробиралась полями под пристальными взглядами коров из-за колючей проволоки. Ехать становилось все тяжелее, но не из-за легкого встречного ветра, который настиг меня в открытой долине, и не из-за смены дорожного покрытия с асфальта на полевые грунтовки, а из-за того, что меня вырубало на ходу. Руль буквально вываливался из рук, в глазах темнело, голова мутная. Мозг не обмануть: он все еще думает, что сейчас должна быть ночь. И с этим ничего нельзя поделать, только ждать естественной адаптации к часовому поясу. Нужно срочно ставить палатку и подчиниться требованию организма. А местность тут такая неудачная: поля, коровы, заборы… Наконец я сдаюсь и ставлю палатку почти что у обочины за кустами, недалеко от какой-то крошечной реки. Вот блин, поедешь ли на другой конец планеты на недельку, если из этой недели у тебя только дня три уйдет на перелеты и еще три на акклиматизацию? Едва расстелив спальник и нырнув в него, я мгновенно уснула.

9 ноября 2019

Еще ранним утром солнце стало заметно припекать, что обещало ясный знойный день. Мимо палатки пробежали два жирных зайца, а потом проехали двое худых велотуристов. Палатку и меня в ней велосипедисты не заметили. Значит не такое уж плохое место оказалось, хоть и у обочины. Это была американская семейная пара лет пятидесяти. Потом я, конечно, с ними встречусь еще не раз и познакомлюсь.

Основная дорога теперь превратилась в пыльную гравийку (ripio), но едва она влилась в сердце гор и долину реки Футалеуфу, как окружающие пейзажи приобрели еще более яркий и художественный вид. Теперь горные вершины уже не мелькают где-то далеко, а окружают со всех сторон. Вокруг все течет, журчит и благоухает. Весна уже давно пришла в этот край, но сейчас бурная пора цветения в самом разгаре. Долина Футалеуфу покрылась обильно разросшимся кустарником, и природа буквально утопает в желтом его цвете. Желтые кусты усеяли обочину, берега маленьких горных рек, и я катилась в этом ярком обрамлении по дороге из желтых цветов. Вдруг вспомнилась детская сказка про девочку Элли, волшебника Изумрудного города и страну Оз. Но если там в сказке в страну Оз вела дорога из желтого кирпича, то в реальности все оказалось намного изящнее. Жизнь в путешествии часто преподносит такие моменты, которые даже в самых странных фантазиях не придумаешь — я уже в сказочной стране здесь и сейчас!

По-научному этот кустарник — разновидность адесмии, одного из самых распространенных и отличительных эндемиков Патагонии. Чилийцы называют более высокогорные виды парамела (paramela). Пожалуй, одним из первых этот вид описал Чарльз Дарвин во время своего путешествия в Чили на корабле Бигль в 1832-1835 годах. Адесмия относится к семейству бобовых и чем-то отдаленно напоминает нашу европейскую акацию. Тогда Дарвин собрал коллекцию из 248 патагонских растений, и среди них также были и какие-то разновидности адесмии. Но по всей видимости, встречал он более южные виды, ведь во времена Дарвина чилийская часть северной Патагонии была труднодоступна — дороги здесь построили только в 20-ом веке. Но только в северной Патагонии можно встретить такое обилие этого кустарника. Не удивительно, что спустя два века в эру повсеместной доступности информации гугл выдает лишь скудные знания об этом растении, о нем нет достойной статьи на википедии ни на русском, ни на английском, ни даже на испанском.

Вот желтая дорога и привела меня к волшебной стране под названием Чили, прямо к пограничному пункту Paso Futaleufu. Аргентинский офицер был суров: он хоть и знал английский, но говорил на нем с большой неохотой, все время заставлял меня переключиться на испанский: «¡Hable español!». «Чего едут сюда без языка», — сетовал он коллеге. Чилийский погранпункт был побогаче и приятнее: тут же появился асфальт, в здании новенький ремонт, богатый выбор информационных листовок и стенды о запрете ввоза аргентинских продуктов. Последнее яблоко я съела еще на нейтральной территории, но все равно у меня в сумках было полно запрещенки. Колбаса, тщательно обернутая носками и упрятанная в термос, большая пачка семечек… Чилийцы уже охотно говорили со мной по-английски и были более приветливы.

Чем беднее страна, тем грубее работники госструктур и тем больше у них чувства собственной важности. И вот сразу становится понятно, что Аргентина беднее Чили. Я заполнила декларацию фитоконтроля, что не везу ничего запрещенного. Офицер подошел к припаркованному на улице велику:

— Что у тебя там, одежда?
— Ну да, еда есть, конечно, но там макароны всякие, мяса нет!
— Ладно, проезжай, — улыбнулся он.

До первого на моем пути чилийского города Футалеуфу тянулся идеальный асфальт, а виды из-за отсутствия оседающей на обочине пыли стали еще пасторальнее, и тут меня наконец накрыло чувство безусловного счастья. Нет, все не зря. В Футалеуфу я наконец встретила велотуристов, которые утром проезжали мимо моей палатки. Это были Алекс и Долорес из штата Колорадо. Мы встретились у единственного в городе банкомата, где Алекс пытался снять наличку, но его карта оказалась заблокирована. Пришлось задержаться. После звонка в американский банк и долгого ожидания ему наконец удалось снять деньги. Едут американцы из Барилоче, и уже накопились дорожные проблемы: сломалась рубашка тормозного тросика, закончился газовый баллон, а купить другой они так нигде и не смогли. Долорес пошла искать гигиеническую помаду, ведь без нее в Патагонии можно быстро распрощаться с губами. Нашла за 10 долларов. Что поделать, такие вещи в провинции стоят неоправданно дорого.

Через несколько километров после города асфальтовое счастье без пыли закончилось и на чилийской стороне. Сначала я думала, что Paso Futaleufu означает «перевал» и уже готовилась штурмовать горы, но по-испански “paso” – это и перевал, и пограничный переход. И в данном случае это слово значит именно переход, который остался далеко позади. Никаких перевалов на этой дороге нет, как нет и больших наборов высоты. Она проложена по долине реки Футалеуфу, которая затем впадает в огромное озеро Ельчо (Yelcho). Но довольно часто попадаются короткие и крутые подъемы, в которые мне приходилось втаскивать велосипед пешком. На одном из таких подъемов меня нагнали американцы. Вещей у них меньше и нет передних сумок, но разница в возрасте выравнивает силы. Так мы и ехали: то они меня обгоняли, то я их, постоянно чувствуя присутствие друг друга рядом. Конечно, никто из нас никуда не спешил, но все равно это создавало легкую и веселую атмосферу соревновательности.

Дорога вышла к маленькому озеру Лонконао (Lonconao). Берега его заняты гостевыми домами и кемпингами, а место для бесплатной ночевки было только одно: там, где на воду спускают лодки. Было 6 часов вечера, но поскольку темнеет в этих широтах уже поздно, я решила, что поеду дальше и найду куда лучшее место на берегу реки Футалеуфу. Тем более потом дорога подходила к ней все ближе. Но я ошиблась: дальше было только хуже. Везде либо стояли дома, либо был слишком неподходящий рельеф. А когда дорога спустилась к реке, оказалось, что берега у нее слишком крутые и безопасного подхода нигде нет. Огромная река несла бурные воды, снося все на своем пути, и наблюдать за этим зрелищем можно было только сверху с обрыва.

Чем дальше, тем становилось хуже и хуже. Похоже, что тут еще и дорожный ремонт: все ровные места были срыты экскаватором и на них аккуратно лежали кучки гравия. Как-то не везет мне пока с живописными местами, поиски ночлега даются каким-то титаническим трудом. К девяти вечера я уже вымоталась вконец и только приняла решение ехать до первого попавшегося кемпинга, как заметила уходящую заросшую тропу куда-то вниз к реке. Палатку можно было поставить прямо на тропе, что я и сделала. Спускаться дальше вниз и искать какие-то поляны не было никаких сил. Адаптация идет полным ходом: сегодня меня уже не так сильно рубит в сон, но дорога все еще дается тяжело.

Продолжение — Глава 2 >>