26 июля 2018. День 33

Про прогнозу сегодня дождь, но я еду несмотря ни на что, надеясь на лучшее. Да и куда мне деваться? Океан уже так близко. Взобралась на остаток холма, на котором ночевала, а за ним началась равнина. Все, больше никаких подъемов до самого конца! Какое же это непередаваемое счастье.

На равнине появился ветер, встречно-боковой, норд-норд-вест. Но не сильный, ехать легко. Едешь по ровной дороге, уходящей куда-то за горизонт, справа течет река Сэг, а за ней виднеются невысокие холмы. Такие приплюснутые, белые вкрапления среди абсолютно ровной зеленой линии горизонта. Даже чем-то отдаленно они напомнили мне Дивногорье. А потом участок скал стал бело-красным, с вкраплениями снега.

Комаров здесь стало меньше, ветром их выдувает. Накомарник подняла сначала на шлем, а потом и убрала совсем за ненадобностью. Все жду, когда появятся те самые огромные комары-монстры, описанные Даном. Их все нет и нет, похоже, что это легенда. Внезапно появляется знак «ремонт дороги следующие 20 миль». В тундре любое проявление цивилизации возникает неожиданно и выглядит инородным. А ремонт дороги это всегда неприятная неожиданность. Идиллия разрушена, я предвижу дорожную технику, плохое покрытие, реверсивное движение. А еще что меня вновь меня заставят прокатиться на джипе дорожной службы. Ремонт переключает все твое внимание на дорогу, а на окружающее пространство его уже не остается. Впрочем, вид здесь уже абсолютно однообразный — зеленая полоса тундры на горизонте, глазу зацепиться не за что. Ну ладно, ремонт — это хоть какое-то развлечение.

Сначала пошел крупный ненавистный гравий, ехать по такому сплошное мучение. Потом возник рабочий со знаком STOP в руке:

— Ну что, посадите меня в пикап?
— Да нет, можешь ехать сама, если хочешь. На все равно тебя там дальше посадят.

И я поехала, проклиная себя за это решение. «Дорога» оставляла желать лучшего. Теперь все было посыпано черным песком. По обочине ездят поливальные машины и распыляют воду, чтобы прибить пыль. И колеса вязнут в этом размокшем песке, в этой недодороге, едешь как по вате. С десяток километров продолжалась эта пытка, а потом я уперлась в еще одного рабочего со знаком STOP, и даже была ему рада. Здесь меня уже посадили в пикап и провезли примерно 5 миль до конца ремонтируемого участка. Сама бы я там уже не проехала, там и дороги-то как таковой не было — раскуроченное полотно.

Когда меня высадили, то я поняла, что до конца осталось 50 километров. А время еще только два часа дня. Тут-то я и поняла, что скорее всего смогу одолеть это расстояние сегодня и быть в Прудо Бэй до конца дня. Сегодня!!! Неужели это правда? Да и погода располагает. Пока нет дождя, надо ехать изо всех сил.

Все обстоятельства сегодня были на моей стороне и ночевать последнюю ночь в тундре не было никакого смысла. Надо ехать всю сотню одним днем — только эта уверенная мысль крутилась в голове остаток дня. Тут и палатку-то негде поставить — вокруг сплошное болото. Дорожное полотно поднято над ним на метр или два по всем правилам дорожной инженерии в условиях крайнего севера. Чем севернее — тем больше воды, а дорога все выше над уровнем тундры. С нее сойти не так-то просто. Я прислонила велосипед к столбику и спустилась под крутой откос вниз к тундре. Ботинок тут же затянула черная жижа под тонким слоем травы. Правду пишут люди, что тундра летом абсолютно непроходима. Я убедилась в этом с первого шага на опасную почву. Если бы здесь не было дороги, на велосипеде преодолеть хоть какое-нибудь значительное расстояние было бы попросту невозможно.

От вида бесконечной зеленой полосы впереди мне через несколько часов стало сносить крышу. Кажется, что никуда не двигаешься, стоишь на месте. Только глядя на карту в навигаторе понимаешь, что километры бегут. Я стала чаще обращать внимание на мильные столбы, которые отмечали каждую преодоленную милю. Теперь только меняющиеся на них цифры приковывали все мое внимание.

Примерно за 30-40 километров до Дэдхорса что-то произошло и все резко поменялось. За очередным поворотом подул сильный ветер с севера, а температура резко упала с 15 до 6 градусов. Это Северный ледовитый приветствует меня! Выжимаю еле-еле 8-10 км/час, замерзают руки и ноги. Но останавливаться и утепляться неудобно и неохота, теплые вещи лежат где-то глубоко в сумках, а остановишься — сразу коченеешь. Проще постоянно двигаться и не давать себе замерзнуть. Здесь на самом севере совершенно удивительное, ни на что не похожее небо. Оно висит так низко и кажется, что оно вот-вот упадёт на землю.

Считаю мили до конца дороги. Первую бурную радость вызвал мильный столб с номером «400» — красивая цифра! Но интереснее всего номер «404». Остановилась и сделала кадр. Далтон хайвей насчитывает 414 миль. Это значит, что до Прудо Бэй осталось их всего лишь десять.

Последние мили медленной и монотонной работы педалями в голове была только одна мысль, как я преодолею последнюю и сделаю победное фото на фоне таблички с названием города. Какой она будет: «Welcome to Deadhorse» или просто «Deadhorse» или может быть «Prudhoe Bay»? Ведь у этого так называемого города два названия, любопытно какое из них будет на дорожном знаке. Я полностью вложила себя в дорогу и думала только о ней. Я уже продумывала, какую бы небанальную позу сделать на фоне этой приветственной надписи, но вот на горизонте показались вышки. Нефтяные вышки.

Не могу поверить, что я доехала. В голове как-то не укладывается. Еду уже из последних сил, преодолеваю жуткую усталость, а приветственной таблички все нет и нет. И город как-то совсем не похож на город. Да это и не город вовсе, а промышленная база, сплошь состоящая из бытовок и времянок. Кажется, здесь нет ни одного капитального здания. Склады, хозблоки, грязь, дорожная техника непонятного назначения на гусеницах, вездеходы. Везде лежат трубы, буры, запчасти… Все это выглядит очень мрачно и драматично. Арктика.

Ощущение такое, что здесь мне не очень рады. Что присутствие мое тут как бы не очень желательно. Суровые нефтяники бродят в оранжевых спецовках, грязные с ног до головы. Все вокруг говорит: «Не мешай людям работать, добывать для страны черное золото. Вам туристам тут делать нечего». В городе возле меня притормозил джип, окно открылось и рабочий спросил: «Ты знаешь, где ты находишься и что здесь такое? Доступ к океану закрыт!» Ну конечно знаю, я ведь не с Луны свалилась, я ехала сюда так долго! И как бы в подтверждение слов того мужика везде стали появляться шлагбаумы и таблички на расходящихся в разные стороны дорогах: «Въезд запрещен», «Ограничение доступа».

Палатки на территории базы ставить запрещено. Официально это обосновывается опасностью, исходящей от белых медведей. Запреты, кругом одни запреты. На самом деле белые медведи в черту населенки не заходят, но ставить палатку среди грязи, бытовок и запчастей под мрачным небом в промозглые +2 не захочется и самому. Прошлая ночь была для меня последней в палатке, она завершила череду тридцати прекраснейших полевых ночевок в дикой природе Аляски с одним небольшим перерывом на отель в Фэрбенксе. Сегодня я еду по указателю к гостинице. Гостиниц здесь две или три, и все они ужасно дорогие. Самая дешевая из них — Prudhoe Bay Inn, которая находится прямо напротив аэропорта.

— А где же у вас здесь аэропорт? — спрашиваю у выходящего из гостиницы рабочего.
— Да вот же прямо напротив.

Я не сразу и поняла, что одноэтажная бытовка напротив гостиницы — это здание аэропорта. Никаких опознавательных знаков на нем нет, только надпись Alaska Airlines намекает на некоторую принадлежность к авиалиниям. Но с таким же успехом это мог быть и ангар авиалиний.

Отель Prudhoe Bay Inn с виду выглядит мрачно: как большая бытовка с ржавой вывеской. Но внутри оказалось вполне тепло, комфортно и даже уютно. Заходя внутрь, попадаешь в атмосферу суровых трудовых будней нефтяников. В гостинице живут в основном вахтовики и все оборудовано для их удобства, словно в общежитии. Общая прачечная, стены украшены картами и космоснимками шельфа с указанием всех разрабатываемых участков. Чувствую себя немного промышленным шпионом. Интересно, сколько русских доехало сюда на велосипеде и останавливалось в этой гостинице? Ресторанов в Дэдхорсе нет, и в гостинице организовано трехразовое питание для рабочих . Платишь за ночь $120, и завтрак, обед и ужин уже включены в эту стоимость. Питание по буфетной системе, как в столовой самообслуживания. Брать можно все, что угодно, и сколько угодно. Бесплатные чипсы, попкорн — здесь же Америка! Стараются для рабочих создать атмосферу в этих тяжелых условиях, и чтобы они чувствовали себя на этом краю мира как дома.

Номер тоже оказался вполне уютным и несмотря на небольшие размеры, внутри поместился велосипед со всеми вещами. Мне разрешили затащить в номер велик и даже выдали огромный мусорный пакет, чтобы постелить его на пол под колеса и не запачкать ковролин. Я люблю ночевать в палатке, но это даже невозможно описать словами, что такое вновь оказаться на кровати с белыми простынями после стольких приключений! Все потом, все завтра. А теперь спать, спать, спать…

27 июля 2018. День 34

Я в Дэдхорсе! Я сделала это! До последнего дня я и сама не верила, что успею и смогу. Но вот я здесь, Аляскинская одиссея почти завершена, я в 10 километрах от Северного ледовитого океана, дорога закончилась и ехать дальше некуда. Край света. Проснувшись, я выглянула за окно и порадовалась. Там шел дождь и небо было крайне унылым. Как же хорошо, что я дожала до сюда вчера при хорошей погоде, сегодня ехать было бы намного сложнее.

Давненько у меня не было такого роскошного завтрака! А то от порошкового омлета меня уже тошнит. Дождь не остановил меня от исследования нефтяного поселка. Первым делом я отправилась на север и решила проверить, насколько далеко я смогу продвинуться к океану. Я уже знала, что проезд к океану закрыт для туристов. Но все же решила доехать до блокпоста и поставить для себя точку: вот это самая северная широта Аляски, до которой я могу доехать на велосипеде по материку.

Вдоль озера Коллин я беру направление на север, и уже по пути меня преследует какое-то внутреннее напряжение, как будто я запланировала побег и вот-вот вырвусь на свободу из-за колючей проволоки. Снова останавливается трак: «Ты знаешь, куда ты едешь? Там впереди дорога закрыта, к океану тебя не пропустят». Спасибо, кэп. Я знаю, и только хочу сделать фото на фоне блокпоста. Но только я приближаюсь к шлагбауму, как дежурный мне уже машет рукой издалека и раздраженно кричит:

— Go away! Езжай обратно!
— Я не собираюсь туда. Можно мне хоть фото сделать на фоне шлагбаума?
— Нет! Это закрытая территория! Уезжай!

Злой попался. «Ну, условия работы у людей тяжелые, его можно понять», — успокаиваю я себя. Украдкой делаю селфи на фоне блокпоста, координаты широты на экране навигатора и поворачиваю обратно.

От блокпоста дороги расходятся к различным добычным участкам на шельф, к заливу Прудо Бэй. Все эти дороги принадлежат основной компании, эксплуатирующей месторождение – BP. И единственный способ преодолеть последние 10 километров до арктического моря Бофорта – это купить тур у туристической компании (явно тоже связанной с BP) за 70 долларов. Кто-то из велотуристов, встреченных мной на Далтоне, рассказывал, что купил такой тур, и он совершенно не стоит своих денег. Тебя сажают в микроавтобус, провозят между унылых вышек, высаживают на берегу, минут десять все фоткаются на фоне, желающие купаются, потом всех везут обратно. Это просто плата за доступ к морю. Это ужасно несправедливо и печально, что частная компания полностью закрыла доступ к океану, принадлежащему всем людям на планете, выкупила права на землю и эксплуатирует ее по полной. Миром правят большие деньги, а природа страдает от бесконечных издевательств человечества над ней. В 2006 году в Прудо Бэй произошел огромный разлив нефти. Пять дней нефть утекала из трубы в тундру и залила 8 000 км2. Был нанесен непоправимый урон экосистеме, последствия которого можно наблюдать до сих пор. Я уже не говорю о том, что все коренное население было переселено их областей, примыкающих к Далтону и трубе, нарушился их уклад жизни, традиционные кочевые маршруты перестали существовать. Поэтому за все то время, пока я ехала по Далтону, я не встретила ни единого эскимоса – они здесь просто не живут. Впрочем, инупиаты финансово здесь не страдают – нефтяные доходы перепадают и им, ведь это же Америка!

Вокруг названия Дэдхорс — «мертвая лошадь» родилось много мифов и легенд. Но реальность довольно банальна и не так интересна. Далтон хайвей начала строить дорожная компания под названием Deadhorse Haulers. Компанию основал сынок олигарха, но деньги были папины. Папа не верил в прибыльность компании и думал, что инвестировать в нее деньги — это как кормить мертвую лошадь. Отсюда и такое название.

Моей последней миссией в Дэдхорсе была отправка открыток домой родным и друзьям «с края земли», и я отправилась на поиски почты. Я знаю, что почта здесь есть, но найти ее оказалось не так-то просто. Расположена она в лагере Брукс. Только по наводке прохожих нахожу большое синее здание, служащее одновременно и почтой, и единственный магазином. На стене здания висит тот самый знак с мертвой лошадью, возле которого фоткаются все туристы, начинающие или заканчивающие свое путешествие по Панамерикане. Делаю и я фото на память, покупаю в магазине марки и сувениры и кидаю открытки в почтовый ящик. Вот и все, делать здесь больше нечего, можно улетать со спокойной душой.

В аэропорт я приехала пораньше и спросила у дежурных девушек из авиакомпании, нет ли у них коробки для велосипеда. Я слышала и от Дана, и от Криса, что они оставили свои коробки в аэропорту, и мне следует узнать, может быть они там все еще хранятся. Одна из девушек ушла и вернулась с коробкой. Вот и прекрасно! Велосипед я погрузила в коробку, не сильно разбирая, ведь моя миссия на Аляске еще не завершена…

Продолжение >