2 января 2018

Ночью был сильный порывистый ветер и дождь, я сквозь сон чувствовала, как сгибаемая ветром палатка давит на голову. Трудно представить, что было бы, поставь мы палатку на открытом незащищенном месте. Проснулись мы как обычно за полчаса до рассвета в 6 утра. Очень здорово было наблюдать, как окружающие скалы постепенно освещаются солнцем, одна за другой. Наконец солнце добралось и до нашего ущелья, но мы уже собрались и отправились в путь.

Оказывается, мы ночевали недалеко от знаменитых дюн с красным песком. Сразу же за поворотом нам открылся вид на огромную песчаную дюну, будто бы стекающую со скалы. Днем здесь много туристов, видно было занесенные за ночь человеческие следы на песке и следы протектора заезжающих джипов. Но сейчас мы были одни и устроили продолжительную фотосессию, веселились возле этой дюны довольно долго.

Песок в пустыне разноцветный. Есть обычный жёлто-серый, мелкий, как пыль. Временами дюны становятся белёсыми с чернью — к мелкому песку примешивается измельчённая за миллионы лет чёрная порода скал. Там, где скалы ярко-красные, оранжевые, охровые путешественник оказывается среди удивительных красных песков. В это утро дюны были намочены дождём, пропитаны влагой. Мокрая пустыня среди безмолвных красных каньонов — такой запомнили мы удивительную Вади Рам.

До деревни Вади Рам предстояло проехать всего 5 км. Наш вчерашний гид Ахмед сказал, что дорога дальше несложная, что мы проедем. И действительно, почти все время ехать можно было по раскатанному песку. Долина в этом месте очень живописная, здесь появляется много пространства в отличие от западной части пустыни, где песок глубокий, а скалы стоят плотно друг к другу и образуют ущелья, сики (siq).

За километр до деревни начался самый глубокий и абсолютно непроезжаемый песок. Даже тот факт, что он после ночного дождя был мокрый, не спасал ситуацию – колеса тонули. Если ехать из Вади Рам, можно быстро сдуться и решить, что вся пустыня такая. По сути она действительно практически вся такая, но ведь есть и участки-исключения.

Вдруг на горизонте показались… не воины на верблюдах, а группа на велосипедах. Они ехали из деревни. Кто-то увяз в песке и упал. Это были украинские велотуристы из Днепра. Они благоразумно оставили все снаряжение где-то в скалах и ехали налегке. Мы поделились наблюдениями о пройденном нами пути и посоветовали проехать 5-10 км до ближайшего лагеря бедуинов и нанять хорошего проводника на джипе, чтобы он повозил их по достопримечательностям, как это сделали мы. На четверых им это было бы довольно выгодно. Они уже думали о такой возможности, но в деревне, говорят, за такую услугу просят дорого.

Украинцев четверо — две женщины уже за тридцать и двое мужчин. Настроены бодро, специально заехали в Вади Рам, впечатлившись фильмом про Лоуренса Аравийского. В Иорданию попали со стороны Израиля, говорили, что проблем особых не было. Фотографируемся на память и продолжаем путь. Через грязную деревеньку с убогими домами, полную подозрительно глядящих на нас одетых в лохмотья детей, проезжаем к асфальтовой дороге. Наше передвижение осложнилось тем, что я находился с состоянии прогрессирующей простуды. Лёгкое недомогание, которое я ощутил поутру, постепенно переросло в кашель и насморк. Холодные ночёвки в пустыне, к сожалению, дали о себе знать. Но пока это была всего-лишь незначительная простуда, на которую я почти не обращал внимания. Нам предстоял долгий путь на север, к великой и загадочной Петре, городу среди скал.

Вади Рам – небольшая деревня, и в ней начинается асфальт. Есть даже пара небольших магазинчиков. Ассортимент, впрочем, не отличается разнообразием, а цены высокие – пустыня. Витя купил спички и воду, а от газировки отказался – заломили цену.

Мы на мгновение очень обрадовались асфальту, но проехав по нему до visitor center поняли, что дальше по трассе ехать не очень хочется. Ну что там может быть интересного? В ушах зазвенели фантомные гудки фур. Витя все еще убеждал меня в том, что нужно ехать по трассе, что если мы свернем в пустыню, то опять завязнем в песках.

Я же мечтала о продолжении пустынной романтики. Мы проехали еще немного по Wadi Rum Road, я увидела отворот на песчаную дорогу, ведущую в пустыню на север. Видно было только начало этой дороги, а дальше она растворялась на горизонте. Мы стояли и молча смотрели на нее минут пять. Еще свежи были воспоминания от том, как мы тащили велики три часа и преодолели только 7 километров. В голове боролись два желания: красоты и скорости.

— Сколько той жизни, поехали! — наконец нарушил тишину Витя, и мы повернули в пески навстречу приключениям!

К удивлению дорога оказалась абсолютно твердой: песок здесь высох на солнце до состояния корочки, а может быть это было дно высохшего озера. Но факт в том, что ехали мы по нему как по асфальту! Счастье длилось недолго, и вскоре мы вновь очутились посреди зыбучего песка в одиночестве. Впереди лежала та же пустыня, что и в заповедной части Вади Рам, только тут не было ни туристов на джипах, ни туристических лагерей бедуинов на многие километры вокруг. Абсолютно никого: тишина и пустота. Пейзаж был совершенно инопланетным, нет это не может быть планета Земля. Желтый песок сменялся красным, потом опять становился желтым. Скалы были такими же, как в Вади Рам. Один джип с туристами все же проехал мимо, их выпустили попастись и пофоткаться на дюне пять минут, а когда они уехали мы опять остались одни.

Только здесь, вдали от автомобильной трассы и туристических маршрутов, мы в полной мере ощутили, скажем так, пустоту пустыни. Дело в том, что по факту Вади Рам — совсем не пустое место. Там постоянно кто-то встречается тебе на пути. Раз в 15-20 минут, а то и чаще твой путь пересекается с очередным туристическим джипом, на расстоянии всего пару километров друг от друга разбросаны лагеря бедуинов. Одним словом, в достаточно небольшой по размеру и удивительно красивой пустыне постоянно ощущается присутствие других людей. Там довольно людно и даже тесно. Найти уголок, в котором тебя никто не найдёт, сложно.

Всё изменилось, когда мы свернули с асфальтовой дороги, ведущей к трассе, и начали двигаться на север по, как их называет Таня, «джиповкам».  Так мы срезали изрядное расстояние, планируя через несколько десятков километров выехать на ту же трассу, по которой нам предстояло проехать на север, в сторону Петры. Дорога, накатанная автомобилями, была. Но больше не было ничего. Вообще. Только песок, коричневые холмы, (цвет пустыни снова изменился — кофе с молоком), ветер и солнце. Начало довольно сильно припекать. Мы двигались по идеально ровной поверхности, которую я сначала принял за старый, заметённый песком побуревший на солнце асфальт. Но оказалось, что мы едем по дну высохшего озера. Следа от вчерашнего ночного дождя здесь не было вообще — только сушь. К слову сказать, погода в Иордании очень контрастна. В соседних районах может быть совершенно разная погода. Когда мы ехали на автомобиле по Вади Рам, Ахмед упомянул, что в Петре — всего какая-то сотня километров к северу — вчера шел снег! Мы движемся по инопланетному ландшафту и восторгаемся всему — теплому солнцу, близким холмам, ровной дороге.

Выбрав накатанную колею, мы ехали туда, куда она вела. Я не знала куда. На этот раз карта в навигаторе была девственно чистой: на ней не было ни той «дороги», по которой мы двигались, ни какого-либо другого ориентира. Однако он остался полезен как компас. Ведь в пустыне сложно ориентироваться по объектам: кажется, что вон та скала близко, а на самом деле до нее километров пять и ползти можно час или два. Или, например, легко поверить, что она верный ориентир, а на самом деле двигаясь к ней заберешь сильно западнее или восточнее. Вроде бы едешь прямо, а заворачиваешь куда-то вбок.

Проползли мы мимо еще одного камня, похожего на гриб. Возле него собралась тусовка людей на багги. Они развлекались тем, что заезжали на дюны и съезжали с них. В общем пустыня здесь не менее интересная, чем сама охраняемая зона Вади Рам, мы нисколько не жалели, что свернули сюда.

Сценка из «Безумного Макса» вбирает нас в себя как статистов. Мимо проносятся ревущие моторами киберпансковские пепелацы, ведомые фигурами в странных шлемах и очках. Возле каменного гриба наши пути расходятся. Мы сворачиваем а запад, трансформеры уносятся на восток. Вдали виднеется линия электропередач. Ее нет в кадрах, снятых здесь 50 лет назад. Это шествие бедуинского войска из пресловутого фильма о Лоуренсе.

Еще через несколько километров мы увидели на горизонте какой-то замок. Издалека он казался абсолютно нереальным, чем-то сказочным словно мираж. Но подъехав ближе поняли, что это действительно крепость и крепость новая – киношные декорации. Внутри были бедуины, они махали нам руками, дескать милости просим, но мы заезжать не стали – лишний километр тащить велики по песку. Полюбовались издалека и двинулись дальше.

Витя желал устроить привал с обедом, но я настояла на том, чтобы мы двигались дальше без обеда, так как день очень короткий и до заката и ужина остается не так уж много времени. Мы даже немного повздорили на эту тему и шли молча на приличном расстоянии друг от друга. Но духи пустыни услышали страдания голодного Вити и послали нам стоянку бедуинов за очередным поворотом.

Это были обычные бедуины, не туристические. Молодой парень подозвал рукой и пригласил на чай. Мы протащили велосипеды уже 20 километров и сильно устали, не было причин отказываться от гостеприимства. Нас пригласили сесть на ковер, специальные низкие сидушки — самые почетные места для гостей. Дома были бабушка, мама и двое детей – девочка лет 5-ти и парень лет 16-ти, Ахмед, который нас и позвал. Дом без крыши и стен у скалы. Хозяева устроились прямо на земле возле костра. Пока ждали чай, успели рассмотреть нехитрый быт бедуинов: в пещере устроен загон для коз, а рядом на раскинутых на песке коврах живут люди прямо под звездами. Вещи хранятся в больших мешках из-под сахара, да и вещей немного, все только самое необходимое. Из мешка достается чайник и стаканы, и мы погружаемся в мир бедуинского гостеприимства.

Я заметила, что в чай добавляют немного козьего молока, для сытости. Но по вкусу и цвету это незаметно. Угощаем девочку конфетами. А бедуины протягивают нам белый шарик чего-то твердого, похожего на мел.

— Мазраа, — поясняет Ахмед.
— Мееее? – блеет Витя, а Ахмед кивает головой в ответ и смеется.

По вкусу дичайшая гадость, высушенное на солнце козье молоко, сильно соленое и противное. Пытаемся есть угощение не поморщившись, чтобы не обидеть. «Как бы так не съесть эту гадость, чтобы не заметили?» — спрашивает меня Витя. А нам суют в дорогу еще один целый шарик и улыбаются.

Бабушка закуривает сигарету, достав пачку откуда-то из недр своей бесконечно длинной юбки или выгоревшей на солнце дырявой американской толстовки с капюшоном. Женщины прячутся от фотоаппарата. Все бедуины — мусульмане и соблюдают запрет на изображение людей. Говорят они тоже на арабском языке, хотя они и не арабы — внешность выдает потомков древних хамитских племен, населявших эту землю задолго до появления мусульманства. Ахмед – мальчик любопытный. Ему интересно все, что мы с собой везем. Особенно его заинтересовал витин бинокль (по-арабски «дербиль»), он оценил всю его прелесть. Когда мы уже собрались уезжать, на джипе подъехал отец семейства Сахиб. Предложил нам остаться и заночевать прямо у них, показал рукой, дескать солнце скоро сядет. Но мы засмущались, отказались извинившись и показали, что у нас есть палатка и все самое необходимое. Бедуины наполняют наши пустые бутылки водой из большой бочки. А мы не отказываемся – дальнейший путь неблизкий.

Через пару километров мы нашли неплохое место для лагеря у большой скалы. Место ровное, теплое и живописное – о таком можно только мечтать. Только мы обустроились, откуда ни возьмись взялся джип с туристами и едет прямо к нам. Оказывается, что мы встали рядом с наскальными рисунками. Место-то древние люди еще несколько тысяч лет назад присмотрели. Водитель-гид говорит, что типа нельзя тут в палатке ночевать. На наш вопрос «почему, ведь бедуины ночуют» отвечает сбивчиво. Сначала что мы пустыню портим и загрязняем, потом что место тут ветреное и опасное, камень со скалы упадет и кирдык (пресловутое «dangerous»). Впрочем, он это все говорил ненавязчиво и вовсе не призывал нас немедленно убраться, скорее подавал как дружеский совет. А когда он уехал, мы вздохнули с облегчением и остались в тишине и одиночестве лучшей в мире пустынной ночи. Эта ночь была теплая, ясная и звездная.

3 января 2018

Лагерь, который мы разбили у подножия высокой скалы, в широком каньоне, оказался очень удачным. Место было защищено от ветра, палатка надёжно укрыта от посторонних глаз. Это был самый тёплый и спокойный ночлег за весь поход. Даже жаль было уезжать отсюда. Вечером я долго любовался прекрасным закатом, окрасившим вершины отвесных скал в причудливые цвета. Проснувшись, долго фотографировал не менее красивый восход. Там, куда уходил каньон, в нескольких километрах от нас, готовился к запуску огромный воздушный шар с корзиной.  В бинокль мы по очереди долго наблюдали, как группа людей тщательно готовила аэростат к старту. Сначала бесформенное нечто медленно превращается в цветастый купол и, наконец, шар поднимается в небо. Почти в ту же минуту солнце полностью выходит из-за скал и начинается новый день. 

Витя чувствует, что заболел, жалуется на горло и слабость, начинается кашель. Собравшись, идем смотреть наскальные рисунки. Если бы не вчерашний гид, то мы бы о них так и не узнали, поскольку чтобы рисунки увидеть, надо на небольшую скалу забраться. Рисунки интересные и судя по всему малоизученные.

Петроглифы Вади Рам — нечто удивительное. Наша палатка, место для которой мы выбрали, руководствуясь здравым смыслом и опытом выживания в дикой природе, стояла там, где десятки тысяч лет назад уже останавливались люди. Наскальные рисунки нашлись в десятке метров от нашего лагеря. Рядом с ними не было никакого стенда или указателя, никакого следа присутствия современного человека. Казалось, только вчера древний художник изобразил две фигуры с поднятыми руками, стадо крохотных козлов и овец у их ног. Позы древних обитателей пустыни выглядят радостными и от всего места веет какой-то спокойной, тихой энергией. Прикасаюсь пальцами к изображениям, которым тысячи лет. Кто их оставил здесь? Кем были пастухи Вади Рам? Впечатление от этих не тронутых туристами таинственных рисунков стало одним из самых ярких за весь поход.

Ехать стало сложнее по сравнению со вчерашним днем. Мы уходим в желтый песок, а он как-то мягче и глубже. А в тени скал на нем лежит иней – удивительное зрелище. Температура там значит ночью была отрицательной. Витя выглядывает в бинокль темные пятна – высохшие озера. Это для нас сотня метров радости, ведь по ним можно ехать. А между ними только тащить велосипед теперь.

Преодолев десяток километров мы вышли на какую-то более накатанную магистраль, которая привела нас к арке в скале. Возле нее сидели бедуины с верблюдами и гоняли чаи. Судя по всему, место туристическое, но кроме бедуинов никого больше не было. Угостили нас чаем, предложили поменять велосипеды на верблюдов. Бедуины рассказали нам, что в деревне Диса недалеко от Вади Рам проходят гонки на верблюдах, и мужчины большие их фанаты. Участвовать дорого, а победитель получает верблюда или 4000 динар.

 

— Сколько стоит твой байк? Не больше 500 динар! А верблюд стоит 3000-4000 динар! На нем по пустыне-то больше проедешь.

Но аргументы не работают, мы улыбаемся и не хотим менять своих проверенных железных верблюдов на животных. Бедуины каждый день проезжают сюда на верблюдах 12 километров из деревни, в которую сейчас едем мы, ждут туристов чтобы катать их за деньги. Фотографируемся с верблюдихой по имени Си (море) и отправляемся преодолевать последние 12 км пустыни. Деревня уже находится на трассе, дальше асфальт.

Бедуины и верблюды лениво сидят на камнях в ожидании редких туристов, приезжающих поглазеть на созданный природой мост. Улыбаемся и шутим друг с другом. На нас обитатели пустыни смотрят доброжелательно-иронично. Парочка на велосипедах, вырулившая из-за песчаных дюн явно их веселит — они прекрасно понимают, что катание по Вади Рам не было для нас лёгкой прогулкой и катались скорее наши велосипеды, которые мы были вынуждены тащить по песку многие километры. Прощаемся и едем дальше. Мы на краю пустошей. Песка здесь уже практически нет и скорость наша заметно возрастает. Но настроение, поднявшееся было в гору, застывает на месте: с приближением к деревне и трассе в астрономической прогрессии увеличивается количество мусора вокруг нас. Когда мы въезжаем в селение, нас окружают гниющие зловонные кучи, в которых роются птицы и собаки…

Витя предлагает идти прямо по азимуту («нет никакого толка от этой колеи, все равно ехать по ней нельзя»), якобы так до трассы будет короче. Но я настаиваю на проторенной колее и убеждаю, что трасса проходит нам по касательной и что по дороге, что по азимуту расстояние одинаковое. Да и все же верю, что колея улучшится и превратится ближе к деревне в подобие дороги.

Опять мы вязнем, то едем, то идем. Витя сильно отстает – видно, что идет уже на автопилоте, что называется из последних сил. Внезапно мы выходим к высохшему руслу реки – вади. На другом его берегу желтый песок сменяется красным, и по красному мы уже едем. Чем ближе к деревне, тем лучше. Вот уже видны бедуинские палатки и загоны с верблюдами. В деревне нас встречают любопытные дети: один на ослике, а второй на совершенно разваливающемся велике. Витя замечает, что это первый встреченный нами местный велосипедист. Мальчик едет за нами с большим любопытством и показывает «супермаркет». В Иордании «супермаркет» есть в любой деревне – так называют любой самый захудалый деревенский магазин. Иногда они совсем даже не супер, есть только чипсы, печенье, халва, хумус, газировка и какие-нибудь консервы. Но и на том спасибо.

У придорожного супермаркета устраиваем обед. Я ужасно рада, что начался асфальт, но в то же время и немного жаль. Вите становится все хуже, пустыня итак высосала из него все силы, а по трассе впереди гигантский подъем с 900 до 1500 м. Первые 300 м подъема преодолеваем, съехав на параллельную трассе дорогу. В следующей деревне дети встречают нас уже не так дружелюбно, смотрят с ехидством и хихикают. Замечаем издалека, как один поднимает камень с дороги и прячет за спину. Но Витя на ходу проводит с ним воспитательную беседу: улыбается, говорит «I see you» и показывает жестом, что раскусил намерения. Парень стыдливо выпускает камень из руки на землю.

Вскоре параллельная деревенская дорога заканчивается, мы вынуждены влиться в трассу, а там уклон становится настолько крутым, что ехать уже нельзя. Витя начинает задыхаться и кашлять, но пешком упорно идет. Уж не знаю, сколько мы так прошли под сигналы проезжающих машин, но на обочине остановился пикап, и парень предложил нас подвезти. В наших обстоятельствах надо соглашаться. Он едет в Амман, а сам из Ливана, живет в Иордании. Договариваемся, что подбросит только пару километров на подъем до Kings Highway, ведь нам-то надо в Вади Мусу.

В машине разговорились, и парень рассказал, что тоже велосипедист, у него велик Giant, знает пермскую марку Forward. И пока мы болтали о том, что иорданцы не понимают велотуризм, что в исламе запрещено на велике ездить женщине, а мужчины вообще считают велосипед детской игрушкой, ливанец провез нас мимо поворота на Kings Highway. Ну ничего страшного, чуть дальше есть другая дорога через деревни Swaymara, Daur, Al Sadaqah. Ливанец высаживает нас у начала этой дороги.

И почти сразу деревня Swaymara. И почувствовали мы сразу, что с деревней этой что-то не то, потому что уже на въезде нас обругала сумасшедшая бабка, стоявшая на обочине. Кричала, махала руками и показывала рукой возле горла, дескать кирдык вам будет. Мы ее проигнорировали, но уже в деревне двое молодых бедуинов преградили нам дорогу и тоже активно размахивая руками стали что-то объяснять. Друг друга мы понять так и не смогли, потому что по-английски они совсем не говорили. Но активно нас запугивали и не пускали дальше: показывали, что нам перережут горло, закидают камнями, ограбят, заберут сумки и велосипеды и все в таком духе. Целый спектакль с пантомимой. Мы подумали, что следующая деревня еще более злая, чем эта, или где-то впереди бандиты или какие-нибудь сирийские беженцы промышляют грабежом. Но слова «бэндитс», «сирия», «бэд бедуинс» не имели воздействия. Парни только обиделись. Нет, нет. Мы не то имели в виду! Все бедуины хорошие! Гуд. Супер! Мы убеждали, что нам надо в Вади Мусу и мы намерены ехать дальше. Тут еще пацаненок какой-то лет 10-ти прибежал и стал трогать все, что его привлекало на велосипедах.

Наконец мимо проехал мужик на машине. Он немного знал инглиш и объяснил, что если хотите можете ехать, но до заката дескать доехать не успеете, путь неблизкий. И еще, что в деревне Daur нам помогут, если что. В общем так и не поняли мы, что хотели эти молодые люди, и поспешили дальше. Закат действительно был близок, это нагнетало еще более мрачную атмосферу, потому что в темноте по иорданским дорогам ездить опасно вдвойне: не заметят и собьют. Гоняют тут безо всяких правил и велосипедистов на дороге увидеть никак не ожидают даже днем, не то чтобы ночью. А до Вади Мусы добраться сегодня было крайне важно из-за наличия там гостиницы. Ближе никаких гостиниц нет. Из-за витиной болезни мы решили оставить ночевки в палатке.

В следующей деревне (Al Qurayn) действительно оказались злобные дети, которые кидались в нас камнями. И улыбки тут уже не помогали. Неужели это и имели в виду бедуины? Один ребенок долго бежал за мной по всей деревне с криком «I’m hungry!» и норовил уцепиться за багажник и что-нибудь от него оторвать. Еще один ребенок сидел на детском квадрацикле и хитро так нам улыбался. Мы уж думали, что и он за нами погонится (тяжелая артиллерия), но нет. Проехали на полном ходу и когда деревня закончилась выдохнули. Витя говорит, эти дети напомнили ему зомби из игры «Растения против зомби».

Зловещая простуда прогрессирует. Сам себя не уважаю за то, что так легко поддаюсь простуде. Пытаюсь сообразить, где же меня угораздило? Может быть, ночью в палатке? Но спальник у меня тёплый, одежда тоже. Или это кашляющий стюард в самолёте? Или просто продуло ветром на закате? Как бы там ни было, мой подорванный антибиотиками организм начинает сдаваться. Чувствую, что поднялась температура. В бронхах клокочет, началась страшная одышка. Я весь мокрый в седле. Сердце бешено колотится. Самое же отвратное в том, что на месте коренного зуба, который мне удалили две недели назад вместе с кистой, образуется пояс боли, пронизывающий всю голову от темени до челюсти. У меня с собой есть антибиотики и терафлю, не пропаду. Но нужно добраться до ночлега, до которого больше 20 км, а солнце уже предательски прячется за горизонт…

Солнце уже садилось, а до Вади Мусы оставалось еще так много. Деревня Daur, в которой нам обещали помощь, вообще оказалась какой-то безлюдной. Там была только мечеть и несколько бедуинских палаток. Солнце почти село, когда на очередном подъеме остановился араб с гнилыми зубами на пикапе и подбросил нас до своей деревни 7 км. Тем временем стемнело совсем.

Мы утеплились, включили фонари и готовы были штурмовать оставшийся десяток с лишним километров в кромешной тьме. Витя уже окончательно расклеился, но проехал еще половину оставшегося пути. А там остановился небольшой грузовик, и нас подбросил еще один добрый человек до окраины Вади Мусы, правда совсем немного. Прямо на трассе я забронировала гостинцу на две ночи закоченевшими руками. Когда мы заселились, стало понятно, что продолжение путешествия для Вити остается под большим вопросом – у него поднялась температура. Пока решили, что завтра я одна пойду смотреть Петру, а он сутки будет отлеживаться и активно лечиться антибиотиками. Амоксициллин у нас всегда с собой в аптечке. А если и послезавтра не станет лучше, то придется отправить его в Мадабу на автобусе, а я продолжу путь одна.

Продолжение >