Прошел ровно год с велопохождений по старой смоленской дороге от Смоленска до Вязьмы. Много всяких событий произошло за это время. Но приятные воспоминания и желание проехать великую дорогу целиком вновь приковали нас к старым картам Шуберта и историческим очеркам. Прошлые выходные выдались свободными, прогноз обещал ясную теплую погоду — все складывалось благополучно. Действующие лица все те же: я и Витя, теперь перекочевавший в Москву на постоянное место жительства.

Итак, сперва я составила маршрут участка от Вязьмы до Можайска, долго сравнивая старые карты 19-го века с современными. Получилось 150 км. При этом от Вязьмы до Гжатска (ныне город Гагарин) дорога практически не сохранилась. Построили трассу на Минск, и старая дорога оказалась на этом участке разрезана трассой напополам, оттого похоже и утратила свое значение. Конечно, какими-то окольными деревнями, которые окантовывали тракт, можно проехать, но суровая правда такова, что даже в этом случае нужно продираться лесами-полями. Совсем не ясно было, что стало с дорогой от Мясоедово до Федоровского, а дальше все казалось и вовсе печально. Единственным приближением к старой дороге мог бы быть маршрут через Бабосовку — Рославец — Дмитровку — Беливцы на Теплуху, хотя в реальности дорога ни через одно из этих селений не проходила, кроме Теплухи. Между Теплухой и Царевым-Займищем все тоже плохо, да и от Царево-Займища до Колокольни теперь тоже глушь и бездорожье. Лишь какие-то смешные 6 км от Колокольни до Гжатска еще напоминают о старой смоленской дороге. От Гагарина-Гжатска до Можайска начинался оптимизм: все, как в старые добрые времена! Только в одном месте, где сейчас проходит железная дорога, 2-3 км тракта поросло травой. На космоснимках просматривалось поле, это ерунда — прорвемся.

Сперва я была полна решимости проехать все 150 км вместе с корчами, чего бы это ни стоило! Но Витя слегка поумерил мой пыл и предложил ехать от Гагарина до Можайска, а самый жуткий участок оставить на сладкое. А то мы только все выходные проковыряемся в полях, таща байки на себе, и ничего не посмотрим — мало удовольствия. К тому же до Гагарина ходит прямая электричка с Белорусского, а в Вязьму надо ехать с пересадкой на смоленскую электричку либо на поезде дальнего следования. Итак, наспех покидав вещи в велосумки, отправляемся на Белорусский вокзал. На этот раз я еду на МТБ, вспоминая прошлые приключения, Витёк остается на гибриде. Три часа в сонной электричке с неизбежными бабками с тележками, и вот наконец в полдень мы в Гагарине — на родине первого космонавта!

Первый памятник Гагарину попадается сразу же — на вокзале, точнее это только голова космонавта. На карте находим целых три музея (везде написано просто «музей» без комментариев) и гадаем, какой же из них посвящен Юрию Алексеевичу. Витя, как экстраверт, предлагает спросить у прохожих. Я, как интроверт, настаиваю на личной разведке путем последовательного объезда всех этих музеев: «Заодно и город посмотрим!». Приходим к компромиссу, что спрашивать ни у кого не будем, и после легкого обеда направляемся к первому музею по улице, соответственно, Гагарина. Вспоминается классический пример семейного компромисса — это когда жена хочет ехать отдыхать на море, а муж кататься на лыжах. В итоге вся семья едет на море, а мужу разрешается взять с собой лыжи 🙂

В центре возле ДК Комсомолец клубится народ: кто-то играет свадьбу, кто-то гуляет с детьми или просто дети гуляют без кого-то. А в середине всего этого действа памятник девице, колдующей заклинание пятого уровня с помощью мегаветки.

Пока я отвлеклась на фотографирование еще одного памятника Юрию Алексеевичу, Витя уже установил контакт с аборигенкой — местной блаженной. Любят они его почему-то, чувствуют открытую душу и доброе сердце! Женщина начала разговор с вопроса, верим ли мы в бога. Оказалась баптисткой. Рассказала, что много пила, потом стала ходить в церковь и ее это спасло от окончательного разложения личности. Ну и слава богу. Рассказала немного про Гагарин, что раньше это был купеческий город Гжатск.
— А где тут у вас музей Гагарина? У нас на карте аж три штуки! — достает Витя свои «лыжи».
— Дак все они музеи Гагарина, езжайте в любой.

Да уж, да уж.. Только мы попрощались с блаженной и собрались к музею, как нас заметила компания пацанов лет 10-ти:
— А ВЫ КТО?
— Мы люди. Хомо сапиенс 🙂

В общем, смоленщина, и в частности город Гагарин отличается дружелюбными и любопытными людьми. Первый музей действительно оказался гагаринским. Мало того, это целый музейный комплекс в яблонево-хвойном саду, включающий дом родителей Гагарина, дом школьных лет Гагарина, дом брата, дом свата и может кого-то там еще. На двери главного здания музея, нового кирпичного, висит написанная от руки бумажка: «Музей закрыт по техническим причинам до 13.45». Смотрим на часы — половина второго. Ну подождем, мало ли что у них там, затопило или умер кто-то внезапно — проскакивают разные версии, одна краше другой.

Ходим вокруг, смотрим, что есть интересного. Посреди яблоневого сада в стеклянном павильоне стоит знаменитая Волга Юрия Алексеевича ГАЗ-21 с номером 78-78 МОД, которую подарил космонавту Хрущев по случаю первого полета. Пару лет назад автомобиль был отправлен на реставрацию и теперь выглядит как новенький.

Подходит время Х — 13.45. Вновь возвращаемся ко входу в музей, там уже начинают скапливаться люди. Дверь закрыта. Тут внезапно дверь открывается, оттуда выглядывает бабка и сообщает:
— Подождите, погуляйте пока. Мы тут чай пьем. Нам вообще-то обедать нельзя, нам администрация не разрешает, мы хоть чай попьём.
— А долго еще ждать-то? У вас написано до без 15-ти, а уже почти два.
— Ну еще 20 минут подождите, мы только начали.
— А билет-то хоть сколько стоит?
— 120 рублей.
Как-то такое положение дел и отношение к посетителям нас не вдохновило. Это еще мягко сказано: мы были возмущены до глубины души, особенно я. Ехали-ехали и на тебе, терять время из-за того, что музейные бабки по своей доброй инициативе пьют чай? И еще 120 рублей заплати? Да пропади оно все пропадом! Поехали дальше, фиг с ними с бабками. Не очень-то и хотелось.

На пути второй музей, на этот раз краеведческий. Расположен прямо в Благовещенском соборе. Видимо, раньше музею принадлежало все здание церкви, ситуация подобна Пермской картинной галерее. Сейчас только половина, в другой половине действующий храм.

По инициативе музейных работников возле входа установили верстовой столб: «От Смоленска 223 версты, от Москвы 160 верст».

Решаем непременно зайти в музей, ведь мы оба так мало знаем о Гжатске. Невозможно уехать прочь, так и не узнав ничего о месте, в котором побывали. Музей внутри совершенно советский, но встречают нас очень радушно. Первый зал по старой советской традиции посвящен природе смоленщины и состоит из чучел животных. Чучела старые и полинявшие, но есть в этих лосях и волках этакий шарм полузабытых провинциальных музеев. Витя заметил, что мода на таксидермию уже давно прошла, ушла эпоха — сейчас все интерактивное, и остались в живых единицы тех специалистов, которые изготавливали чучела для советских музеев (да и в Советском Союзе их было можно по пальцам пересчитать). Все держится на энтузиазме и заботе бабушек, которым столько же лет, сколько этим чучелам. Умрут они — чучела отправятся на помойку. Особенно запала в душу белочка с почти белыми выпученными глазами и выражением мордочки, полном мук и страданий…

Второй зал рассказывал о древней истории Гжатска. Оказывается, город возник на Волжском речном торговом пути из Москвы в Петербург. Река Гжать впадает в Волгу, и здесь Петр создал перевалочную пристань, где товары перегружали на барки и отправляли в Петербург. В Петербурге барки разбирали, в общем все, как на Урале. Неудивительно, что основное население города составляли купцы, а на гербе у Гжатска барка, плывущая по реке. Наполеоновская армия сожгла город в 1812 году. Во время ВОВ оккупация немцами длилась 1,5 года. В 1968 году, когда разбился Гагарин, город назвали его именем. Вот такая краткая история, умещающаяся в несколько предложений. Но какие важные события за этими словами стояли.

Музей нам очень понравился, такая в нем необычная атмосфера. А особенно запомнился один музейный работник — дядечка с шикарными пышными усами с проседью, переходящими в бакенбарды, подбородок выбрит. Сейчас так почти не носят. От него веяло временами Александра 1, как будто он прямо оттуда материализовался. Я ясно представила его на коне в офицерской военной форме образца 1812-го года, кивер явно был бы ему к лицу и сабля. Дядечка рассказывал о партизанских отрядах Дениса Давыдова так, будто все это происходило на его глазах. Даже хотела спросить, не участвует ли он в бородинских реконструкциях, но постеснялась. Очень может быть!

Вдохновившись историей Гжатска и рассказами замаскированного под музейного работника драгунского офицера, наконец выезжаем на старую смоленскую дорогу. И вновь тихий приятный асфальт почти без машин. Здесь мог бы быть рай для шоссейника. Деревеньки на пути встречаются маленькие, не больше 10-ти домов, — что Ивашково, что Старое. Но никакого упадка не ощущается. Наоборот складывается ощущение такой тихой благополучной глубинки. Места чистые за редким исключением.

После Ефремово должна случиться граница Смоленской и Московской областей. Вместо Ефремово, указанного на всех картах, появляется указатель Жулёво, которого на картах вообще нет.

А вместо границы областей сразу за деревней исчезает асфальт и дорога превращается в песок. Я обожаю такие неожиданные обороты и просто свечусь от счастья! Витя тоже сияет: «Неужели это старая смоленская дорога? Все, как при Наполеоне! Прикидываешь, он тут ехал!»

Что-то это нам напоминает! Де жа вю, такая отсылка к прошлогоднему песчаному участку. Эх, ностальгия по вяземским лесам! Витя слегка напрягается и старается ехать осторожнее. А я все еще радуюсь — на этот раз я-то на МТБ и ехать мне существенно проще, чем в прошлом году. Да и дорога по сравнению с прошлым разом более укатанная и без колдобин — просто идеальная.

Счастье долго не продлилось. В первой же деревне уже в Московской области — Дурыкино — опять начинается асфальт. Ну теперь все стало понятно: никто не хочет асфальтировать дорогу на границе областей. Типичная ситуация, смоленский губернатор валит на московского, московский на смоленского. В этом самом Дурыкино обедаем на автобусной остановке, ведь время уже к вечеру. Запасов еды набрали до отвала, поэтому единственный закрытый магазин совсем не актуален.

Дальше ощущение приятной ухоженной глубинки все продолжает нарастать: даже встречаются автобусные остановки с европейским комфортом!

А главным символом старого смоленского тракта здесь становится борщевик. Им заросли все обочины дороги, целые поля и деревни. Высота зарослей порой намного превосходит человеческий рост. На смоленщине он совсем не встречается, это какая-то подмосковная зараза. Бедные местные жители, видимо, яростно с ним сражаются. Я слышала, что его практически невозможно вывести — только жечь напалмом. Борщевик не портит ощущение благополучности земель. Если бы я составляла путеводитель по старой смоленской дороге, то борщевик стал бы эмблемой подмосковного участка.

Наконец доезжаем до Бражниково. Этого момента мы ждали, потому что тут старая дорога заканчивается. Здесь хочется сделать небольшое лирическое отступление для экскурса в историю. До войны 1812 года в России не было хороших военных топографических карт, а ведь это очень важно в военном деле. Существовали планы межевания, которыми сложно было пользоваться военным. Это скорее для помещиков — на них не указывались ни высоты, ни толком дороги, ни особенности местности. Как обходились бедные Кутузов с Багратионом? Сдвиги в этом деле начались еще при Павле в начале 19-го века, он вообще был помешан на военных штуках, муштре и дисциплине, и основал Его Императорского Величества Чертежную. Но Павел пал под ударом табакерки, царем стал Александр 1, началась война, и все полководцы круто попали с картами. Серьезно к картам отнеслись уже после войны с Наполеоном. Ну пока гром не грянет русский мужик ведь не перекрестится. В общем реформы в военной топографии шли, и главным топографом становится Федор Федорович Шуберт. Именно он провел кучу измерений и составил первые по-настоящему хорошие топографические карты с координатами, пригодные для военных действий — знаменитые трехверстовки Шуберта. Карты датируются 1850-1860 годами, и именно ими я пользовалась при построении нашего маршрута.

Вот участок карты старой смоленской дороги от Дурыкино до Гриднево. Дорога проходила южнее Бражниково. Железной дороги еще нет.

На современных космоснимках намек на дорогу южнее Бражниково просматривается, то есть старая смоленская не исчезла совсем, на нее есть какой-то намек, ведь ничего не исчезает бесследно. Но даже ни о какой просеке говорить было нельзя. Лес, лес, лес… Причиной исчезновения этого куска стало строительство железной дороги. И вместо того, чтобы ломиться по лесам 4 километра (по этому пути протекает еще две речки, то есть намечается два брода), мы решаем проехать через Бражниково.

В районе Григорово, где старый тракт продолжается, теперь есть железнодорожная платформа «147 км». Впрочем, из Бражниково к полустанку дороги тоже нет — там поле. Местные, видимо, вообще не ходят на железную дорогу или фигачат прямо по полю. Еще когда мы проезжали на электричке мимо этой станции, заметили отсутствие какой-либо тропы. «Ну что ж, значит будут приключения!» — и глаза наши засверкали 🙂

Бражниково — небольшая деревушка в 10 домов, и сразу за деревней мы уходим в поля, чтобы пробраться к железной дороге. Идем по навигатору и на шум проносящихся поездов по высокой траве. Поле — это лучше, чем чаща. Борщевики встречаются и тут, но в малых количествах.

Первый раз за много лет увидела кузнечика. Красавец! Убегать он не спешил и позировал то на велосумках, то на седле.

Сперва не встречается ни одной живой души, и мы начинаем сомневаться, сможем ли вообще пройти к станции, есть ли тут местные и ходят ли они как-то на электричку. Внезапно за нами возникает парень хиппового вида с длинным распущенным хаером. Живо скачет по полю с бутылкой кваса в руках:
— Привет, самокатчики! Кваску не хотите?
— Не, спасибо, у нас свой есть. А мы к станции так выйдем?
— А ТО!
«Самокатчики… Так раньше военных велосипедных войск называли», — говорит Витя. И я сразу представила, как мы вооруженные байками и с винтовками наперевес продираемся по полю к штабу врага.

Время подходило к закату, и мы решили остаться в этом поле на ночевку, вспоминая о том, как прекрасно выспались на смоленской колее в прошлом году. Расстелили палаточку, а вокруг тишь да гладь, кузнечики стрекочут и только где-то вдалеке шумят поезда, напоминая о цивилизации. Пока я возилась с лагерем, Витя кинулся готовить походный ужин. Это дело он любит и умеет, не даром говорят, что лучшие повара — мужчины.

В 6 утра Витька разбудили громкими разговорами проходящие мимо местные. Говорит, шли за малиной. Я ничего не слышала и продолжала спать сладким совиным сном. Воевать мне нельзя — проспала бы любого врага. Часов в 9 мы наконец собрались и продолжили прокладывать себе путь к платформе. Из-за высокой травы и крапивы железной дороги видно не было, но как только я расчистила тропинку по насыпи к путям и поднялась наверх — вот же она, платформа 147 км! Аккурат напротив. GPS — величайшее изобретение человечества! А еще совсем недавно ходили по азимуту.

От платформы старая смоленская продолжается в Гриднево. А у железной дороги есть магазин с мороженым.

Дорога продолжает радовать ощущением благополучной ухоженной глубинки. Встречается конезавод с лошадками. Даже вспомнилась Беларусь, по деревенским дорогам которой так приятно кататься. Жаль, что в подмосковье таких мест мало осталось.

Совсем немного — и мы в Колоцком. Прямо на старой смоленской дороге стоит древний Успенский Колоцкий монастырь. Он был основан в 1413 году сыном Дмитрия Донского Андреем Можайским. Монастырь упоминается во множестве русских летописей, и 500 лет назад здесь было большое тусовочное место всяких православных пиплов. В 1812-ом году тут даже была штаб-квартира Кутузова. Он велел укрепить монастырь и думал использовать его крепостные стены для принятия основного сражения с Наполеоном. Но потом передумал: место неудачное, открытое, прямо на дороге. Зато здесь Кутузов разрешил Денису Давыдову создать партизанские отряды, о чем свидетельствует мемориальная табличка.

Французы взяли монастырь. Бывал тут и Наполеон, и даже по преданию собственноручно написал пару строк на колокольне. Во время бородинского сражения в монастыре был главный госпиталь французской армии.

В советское время крепостные стены монастыря растащили местные на кирпич, а в главном храме организовали родильным дом. Сейчас тут опять монастырь. Сохранилась только одна башенка от былых укреплений. Но к башенке близко не подобраться. Висит табличка «Хода нет», а дальше какие-то монастырские хозяйственные постройки — все еще в процессе долгого восстановления. Я подобралась к табличке и даже не заходя за нее навела объектив на башенку. И тут слышу истошный крик с нерусским акцентом некоей тетки в платке узбекско-таджикского вида, которая сидела на скамейке неподалеку:
— Что вы там фотографируете? Там нельзя фотографировать!
Тут во мне взыграл целый букет негативных эмоций, этакая смесь возмущения, ксенофобии и шовинизма. Думаю, сейчас пойду покажу ей, где можно снимать, а где нельзя. Но Витя меня успокоил, это, говорит, трудницы, приезжают поработать в монастырь за прощение грехов и думают, что им тут все можно. Не обращай, говорит, внимания, в монастырях всегда клубятся всякие ненормальные, куда же им еще идти. Ну и фиг с ней, пусть ей все грехи простятся. И мне тоже урок. А фото башенки все равно осталось.

На другой стороне дороги находится источник, возле которого в 15 веке явилась икона, что и послужило причиной основания монастыря. Мы заехали туда набрать воды и встретили пару — мужа с женой. Женщина говорит, в монастыре был роддом, и она там родилась. Детворой они бегали на источник, который тогда все называли родником. Никто же не знал, что это святой источник. Теперь спустя много лет вот приехала вновь на свою малую родину. И мы пополнили запас воды в жаркий день. Вода вкусная, сладенькая.

Супруги рассказали нам и о том, что сегодня в Бородино праздник — парад реконструкторов, посвященный юбилею Дениса Давыдова — 230 лет. Говорят, что с утра они на этом представлении были и уехали уже под закрытие. То есть мы опоздали. Ну ничего, парад не посмотрели, зато посмотрим славные места без толпы людей.

А вот и еще один верстовой столб. Проехали от Гжатска, получается, всего 45 верст. Интересно, по какой дороге мерили.

Подъезжаем к самым известным историческим местам войны 1812-го года. Я с трудом представляла себе эту местность и то, как она теперь выглядит. Что где есть, что сохранилось, а что нет. На шевардинском редуте два памятника. Один русским солдатам на самом укреплении. Другой — французам, открытый в 1975-м году в честь визита президента Франции.

Байкеры вытоптали дорожку на редут. Забавно, но в Шевардино было совершенно пусто, мы были единственными посетителями, хотя и провели там почти час. Успели и перекусить, и обфоткать все с разных сторон. Только уже когда мы уезжали приехала одна машина.

Сверху открывается классный вид на Спасо-Бородинский монастырь. Шевардинский редут — место действительно удивительное и уникальное. Я не знаю ни одного другого подобного сохранившегося военого сооружения в России. Надо побольше почитать про редуты, где какие есть. Их, кажется, перестали строить после Первой мировой войны.

От Шевардино до Бородино пара километров. И первое, что попадается на пути — Спасо-Бородинский монастырь, который было видно с редута. У входа в монастырь встречаем хиппового парня, который вчера называл нас самокатчиками в полях — теперь на машине!
— Ну надо же! И вы тут! — какая неожиданная встреча.
— А я видел вашу палатку вчера, когда возвращался.

Монастырь — очень атмосферное место, как говорят верующие — намоленное. Основала его Маргарита Тучкова, вдова того самого Александра Тучкова, погибшего на Багратионовых флешах, в монашестве — Мария. Собственно сам монастырь и стоит на этих флешах, завораживающее зрелище. После смерти мужа Маргарита долгое время не находила себе места, хотела свести счеты с жизнью. Времена были такие, когда муж был один и на всю жизнь, не то, что сейчас. И отношение к любви и вере было другое, более осознанное и глубокое что ли. Марию уговорили: «Посмотри, сколько женщин осталось после войны, одиноких и обездоленных. Позаботилась бы ты о них.» И Маргарита стрижется в монахини и остается жить на месте гибели своего мужа. Вдовы стягиваются в это место. Сам монастырь был достроен уже после смерти Марии.

На территории монастыря восстановлен и дом, в котором жила Мария, сейчас там музей. Много личных вещей сохранилось: фамильная икона, мебель, портреты, любовные письма на французском. И Тучков, и его жена были людьми непростыми, дворянского рода. Она из Нарышкиных — потомков Петра 1. Жениться им не разрешали родители, и они только переписывались 4 года, пока Тучков учился военному делу в Париже. Потом поженились. И через год грянула война с Наполеоном. В лучшие времена в монастыре было 200 монахинь, а сейчас около 20-ти.
— Восхищаюсь такими женщинами, как Мария, — говорит Витя.

Но еще одной женщиной из тех времен восхищаюсь я. Ее портрет висит в музее при монастыре. Это Надежда Андреевна Дурова — женщина, воевавшая на Бородинском поле в мужской военной форме под именем Александра Александровича Александрова.

Есть версия, что именно она стала прообразом Шурочки Азаровой из «Гусарской баллады». Фильм этот я очень люблю, но не знала раньше ни этой версии, ни имени сей великой женщины. Читая про ее судьбу, я в чем-то видела себя, и все больше проникалась. Трудное детство и родители, увлечение мужскими играми, мальчишеский грубоватый характер и замашки. Она была полной противоположностью мимимишной Шурочки. Но уж конечно далеко мне до ее храбрости, отваги и героизма. Да, были люди в наше время.. Много вызывают интересных мыслей подобные страницы истории и вдоновляют на какие-то свершения. Маргарита, Надежда.. великие русские женщины..

Под вечер оказываемся на самом Бородинском поле. ДОТы времен Второй мировой, могила Багратиона, батарея Раевского… Столько всего интересного.

Бородинская панорама очень впечатляет. На многие километры растягиваются памятники различным погибшим полкам — их замечаешь то на одном холме, то на другом. И на велосипеде очень удобно их объезжать. Памятники были установлены в 1912-ом году, к 100-летию войны. А до этого об этих страницах истории, видимо, не особо было принято вспоминать.

До Можайска остается всего около 10-ти километров, но мы решаем дождаться электрички в Бородино, чтобы успеть добраться домой до полуночи.

Накануне этой экспедиции у меня было отвратительное настроение, если не депрессия. Усталость от Москвы, людей, работы, от всякого мрака, я ни в чем не видела смысла, почти не общалась с коллегами и друзьями. И вновь старая смоленская дорога вдохнула в меня жизнь. Какие-то случайные встречи, кажущиеся не случайными, насыщенные историей места, очень атмосферные, не вылизанные до туристического блеска, как в европах. Настоящие — с борщевиками и безумными тетками в монастырях, бабками со своим чаем, полинявшими чучелами животных и помятыми письмами Гагарина. Детьми, которые говорят с тобой на твоем родном языке, увлеченными своим делом музейщиками, Надеждой Дуровой и Марией Тучковой, которые смотрят на тебя с портретов…