1 сентября 2010 г.
Продолжение

Битлз всегда существовали для меня вне времени и пространства, как бы в вакууме. Потому что изначально это из детства. В детстве нет времени и пространства, и ты с трудом представляешь себе, как это «давно» и где это «Англия». Сидишь себе, слушаешь пластинку со странной мелодией, в которой тебя усиленно пытаются напугать: «Шу!». Потом оказывается, что пластинка заедает на первых аккордах и у «пугалки» есть продолжение.

Позже, лет в 12, я увидела фильм A Hard Day’s Night. И будто кто-то нажал на невидимый курок: где-то сорвалась лавина и все понеслось по накатанной, как у простого начинающего советского битломана. С той лишь разницей, что на дворе была середина 90-х. И пока девочки класса обсуждали сериалы, Ди Каприо и писали любовные записки, я выглядела как случайно занесенный машиной времени ободранный хиппи. Казалось, что меня никто не понимает, и сама я неизвестно что делаю среди всех этих людей вокруг. Длинная коса волос с роскошным белым бантом была заменена прической «под Битлов». Вслед мне кричали «Эй, парень!», но я всегда оставалась девчонкой. В течение пары лет для меня не существовало никакой другой музыки. Это потом было все остальное. И этот русский рок, и Клэптон, и океан всякой разной музыки, и «Битлы поотдельности». А английский, который люто ненавидела до, не учила из вредности и считала, что это мне никогда не пригодится в жизни, я стала учить «только за то, что на нем разговаривал Леннон». Для того, чтобы понять, о чем они поют.

Вход в музей The Beatles Story

Первую гитару я долго выпрашивала на 14-й день рождения. Но мне ее не подарили, потому что отец, который обещал и которого я не видела уже много лет, пришел на мой день рождения уже бухим, без гитары и без денег. Я сидела в своей комнате всю ночь, ревела, а в наушниках играли Они. Гитара появилась, но чуть позже. В местном Доме пионеров я нашла какие-то бесплатные гитарные курсы. Кто же тебя научит, если ты один и вокруг одни бездушные зомби? В книжном удалось купить сборник песен с нотами и аккордами, напечатанный на ужасной газетной бумаге. Сборник был случайно забыт на курсах, и потом я его, конечно, уже не обнаружила. Это было большое горе. Пришлось подбирать мелодии на слух в собственном кривом-косом стиле, что развило способность схватывать аккорды любых песен на лету. Нет худа без добра.

   Первые гитары Леннона

Я никогда специально не интересовалась подробными фактами их биографии, не мечтала попасть в Ливерпуль, не знала имен продюсеров и названий клубов, в которых они играли, не решала основной вопрос философии: кто нравится мне больше — Джон или Пол. Меня интересовала только музыка. Этот мир, который существовал где-то там, в Англии, а может быть и вообще нигде в реальности. Он был во мне, с этими представлениями о настоящих чувствах. Битлы всегда существовали для меня как единое нечто. Я отицетворяла их с тем, что они пели. И безусловно, они оказали огромное влияние на то, кем я являюсь сейчас.

   Реконструкция обстановки 60-х клуба Casbah, музей The Beatles Story

Музей The Beatles Story интересен по двум причинам. Во-первых, с точки зрения любопытных мелких фактов, которые я никогда в силу вышеупомянутого отношения к Битлам не коллекционировала в своей голове. Наверное тем, кто всю свою сознательную жизнь занимался исследованием группы, просиживал вечера на битломанских форумах, здесь скучно. «Да мы все это уже знаем» — наверное, говорят они. А музей-то нацелен на широкую аудиторию. Ну разве что приобщиться к атмосфере и прочувствовать, что ты в Ливерпуле.

Клуб Гамбурга, музей The Beatles Story

   Первые инструменты были куплены в этом магазине, музей The Beatles Story

Обстановка клуба Cavern, представленная в музее

Вторая причина интересности музея — это наличие здесь подлинных артефактов вроде этого четырехканального магнитофона со студии Abbey Road.

Или вот гитарного усилителя, который принадлежал Харрисону.

Или…

А вот стенд, посвященный битловской атрибутике советского производства.

Выход через сувенирную лавку.

Даже сложно себе представить, сколько Битлы сделали для Ливерпуля. Это просто в голове не укладывается. Они полностью изменили облик и экономику города. Здесь каждый, как может, эксплуатирует образы и бренды, созданные Битлз. Впрочем, подобные бизнес-продукты, как на фото ниже, уже не представляют для меня особого интереса.

Памятник Eleanor Rigby. Посвящен всем одиноким людям.

Стена почета у Cavern Club.

Все известные музыканты, которые здесь играли.

Это уже не тот клуб, что был раньше. Да и от старого клуба не осталось ничего — его распродали по кирпичам. Основной контингент здесь теперь составляют туристы. Да и, впрочем, какая разница, если всем до сих пор хорошо и весело.

Стены увешаны фотографиями с автографами, гитарами, «пещера» исписана изнутри посетителями. И вот еще нечто ужасное вдоль одной из стен.

Пусто здесь, наверное, не бывает никогда.

Пока я рассматривала стены и отхлебывала свой Гиннес, на сцену вышел молодой человек, похожий не то на Джона, не то на Пола (я так и не поняла, кем конкретно он работает) и заиграл Imagine.

А потом он взял гитару и голосом Леннона затянул: «Don’t let me do-o-own». Я так и забыла про Гиннес и вообще про то, что у меня есть тело. Это одна из моих любимых песен.

Хотелось расстелить спальник и остаться здесь навсегда. Представляю, что тут творилось в 60-е, ежели этот «смахивающий» вызывает столько эмоций. Он еще много чего играл. Атмосфера совершенно свободная: можешь вообще ничего не заказывать: сиди и слушай.

Как Мюнхгаузен, я вытащила себя за волосы из Cavern, где продолжалась тусовка, отпарковала байк и стала крутить педали в пригород Ливерпуля на Пенни Лейн. Вечерело.

В Пенни Лейн я увидела обычную улицу, насколько обычной может быть английская улица. Редкие хмурые лица, много мелких бизнесов разорилось и помещения с пыльными окнами продаются. Это какой-то сюр. Я никак не могла до конца осознать, что я действительно стою здесь, на той самой Пенни Лейн. Долго не решалась вновь сесть на байк и проехать по ней.

Я ехала по Пенни Лейн, в голове стучало это «Penny Lane is in my ears and in my eyes, there beneath the blue suburban skies», а беспричинные подлые слезы скапливались под веками и никуда не стекали. Какие странные слезы, из-за них я уже не видела дороги и просто крутила педали на автопилоте. Я не чувствала рук и ног, только еле различимые очертания домов из красного кирпича служили ориентирами. Я сняла очки, и все расплылось еще больше.

Когда критическую слезную массу наконец сдуло встречным ветром, я уже катилась по Menlove avenue, в Woolton. Тихое место и совсем провинциальное. Никого вокруг. Только ты и Вултон. Вот кладбище, на котором похоронена Элеанор Ригби, вот розовые ворота Strawberry Fields с сухой листвой.

Вот дом, в котором вырос Джон.

Все это вызывает смешанные чувства. Сложно понять, как же тут могла рождаться вся эта светлая лирика. Вполне возможно, что рождалась она не в домах, не на улицах, не в клубах среди дешевого алкоголя и запаха гамбургеров, а прямо в душах. Битлы так и останутся существовать для меня в вакууме. Вне времени и пространства. Потому что это из детства. И оно останется со мной навсегда.

В сумерках возвращаться в реальность из пригородов было несколько страшновато. Когда я опомнилась, оказалось, что крутить до дома Сьюзан довольно прилично. Какая-то странная молодежь шатается, снуют машины, да еще фонарик забыла в велосумке. Тут гляжу — на дороге лежит салатовый жилет со светоотражающими полосками. Вот это да! Наверное у байкера какого выпал или дорожный рабочий потерял. Конечно же хотелось верить, что его послал мне сам Джон. Ведь он добрый и заботливый. Он ведь не хочет, чтобы меня расплющила случайная машина на этих ливерпульских улицах. Нацепив на себя жилет, я так и доехала до дома в полутьме.

Пройдено за день: 38,2 км

Продолжение >